Последнее сражение. Немецкая авиация в последние месяцы войны, 1944–1945

Спустя четверть часа мы прибыли в Литторио и замаскировали свои машины среди кустарника на берегу Тибра, ставшие практически невидимыми для самолетов-разведчиков.

– Слышится гул, – сказал Зиги.

– Хм-м.

– Взгляни! Вон там.

– Хм-м.

– Это настоящий парад игрушечных солдатиков. Они разворачиваются.

– Хм-м.

Зиги уставился на меня, удивленный тем, что я внезапно онемел. Искоса взглянув, он произнес:

– Теперь ты тоже начал «гудеть».

– Я подражаю им, как ты видишь.

– Чертов дурак! Разве ты не можешь отвечать более членораздельно?

– Я поражен. Вот мы, двадцать пять истребителей, лишь наблюдаем, в то время как враг, там наверху, летит как на параде. Мы должны быть в воздухе вместо того, чтобы практиковаться в маскировке. Они превращают нас в наземную прислугу. Это абсолютный позор. Посмотри на это. Одно соединение за другим. Это, Зиги, как сказал бы Монтень,[103] больше достойно смеха, чем рыданий.

– Хм-м…

Сейчас настала очередь Зиги «гудеть».

– Ты подумал еще об одном? Подобное этому не может продолжаться долго. Конечно, есть все шансы на то, что эти большие «ящики» уже перемололи бы нас на части, если бы мы поднялись в воздух, чтобы встретить их. Какую взбучку задали бы они нам. Возможно, именно поэтому мы должны благоразумно оставаться на земле. С другой стороны, если мы попали в это положение сегодня, то что случится завтра? Мы, кажется, катимся под уклон, говорю я тебе.

– Хм-м. Хм-м…

– Вероятно, мы должны рассуждать следующим образом: «Не задумывайтесь о потерях, давайте прямо атаковать их. Двадцать пять истребителей против 500 бомбардировщиков». Я лично очень хочу этого. Но из соображений экономии командование учит нас держаться подальше. – Я сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и продолжил: – Когда думаешь, что на этом месте, где мы сейчас находимся, две тысячи лет назад Цицерон,[104] возможно, выращивал лук… Ты можешь представить, как он изумился бы, увидев «Крепости» так, как мы их видим сейчас? Он бы тронулся умом.

– Не больше, чем мы.

На этих исторических размышлениях высокого уровня Зиги и я, лежавшие на траве, заснули, в то время как бомбардировщики спокойно, словно кофемолки, пролетали над Вечным городом. Мы были расквартированы на Виа Аппия,[105] на южной окраине Рима. Вилла, которую мы заняли, до войны предположительно принадлежала послу Аргентины. В первый же вечер, войдя в гостиную, я услышал, как по радио говорит диктор: «Хэлло. Это союзнический военный гарнизон в Бари. Этим вечером мы рады приветствовать 2-ю авиагруппу, прибывшую в Чампино и Ченточелле (далее следовали подробности). Так как вы прибыли из долины По, то мы не можем упустить такой благоприятный случай, что не выказать свое уважение к вам, джентльмены. Не забудьте до следующего рассвета получше зарыться в землю, пока у вас есть еще время. Увидимся, джентльмены. Спокойной ночи».

– Отлично, но это уже немного чересчур, я должен сказать! – воскликнул Зиги. – Как, черт возьми, они узнали о нашем прибытии?

– Болван! Из наших радиопереговоров и от Бадольо.[106] Этим утром мы много болтали, а они нас слышали. Вдобавок об этом позаботились ренегатыфа-шисты.[107] Ничего не может быть проще. Помнишь, что произошло в 1916 году?[108] Мы окружены шпионами!

Дни проходили в перемещениях от аэродромов к местности на берегах Тибра и обратно. Порой, когда мы думали, что противник устал, мы рисковали оставаться на аэродромах Чампино и Ченточелле.

Приземляться там могли лишь пилоты, сведущие в акробатике. Воронки от бомб располагались почти вплотную, но трюк, который мы уже использовали в Трапани, все еще был весьма эффективен. Мы засыпали воронки на участке шириной 15 метров вдоль взлетно-посадочной полосы и обозначали его пустыми бензиновыми бочками. Пилот, который не владел своей машиной в совершенстве, почти наверняка ломал себе шею. Но это было лучшее, что мы могли сделать.

Со своей стороны, американцы полагали, что невозможно продолжать нормальные действия с аэродромов, которые были превращены ими в картофельные поля, но в тот же день, когда итальянцы сообщали им о малейшей активности на них, фейерверк начинался снова.

В конце концов Ченточелле, Литторио, Чампино и другие аэродромы превратились в изрытые, словно кротами, поля. Лишь аэродромы, где мы маскировали наши «ящики», оставались неповрежденными. Самолетов там было больше, чем травы на них.

В первые две недели января царила нездоровая тишина. Это было слишком хорошо, чтобы продолжаться долго.

Зиги полагал, что союзники чистят свои пушки и подвозят подкрепления.

Он оказался прав.

Несколькими днями спустя он однажды утром приветствовал меня следующими словами:

– Наши друзья высадились в Неттуно.[109]

Я притворно потряс головой:

– О мой Боже! Это никогда не закончится! Алжир, Тунис, Пантеллерия, Сицилия, Калабрия, Салерно, а теперь Неттуно. Они могут преодолеть эти несчастные километры, которые отделяют их от Рима, в течение ночи, и притом пешком.

– Если на дороге нет слишком больших камней. Ты же знаешь, что они приходят в ужас от необходимости ходить пешком.