Последней главы не будет

Пока я валялась в больнице, профессор мотался к своему старому другу чуть ли не каждый день, помогал уладить все вопросы, а потом, по обоюдному согласию, озвучил мне его гибель, а отца вскоре перевез в наш дачный дом.

Сделать на кладбище деревянную табличку с двумя именами было для профессора проще простого!

Он просто заказал эту табличку в другом месте и во время похорон мамы подменил настоящую. Кладбищенские работники почти всегда полупьяные, и никто ничего не проверяет!

А как же с телом?

Он принес пустую урну, объяснив остальным, что отца пришлось кремировать днем раньше, а у шокированных трагедией родственников даже не возникло никаких вопросов!

Папа считал, что никакого конкретного плана действий у Коли на нашу семью никогда не было и быть не могло.

В принципе, когда-то, если бы я была готова принять существующее положение вещей, они оба хотели мне все объяснить…

Но отец планировал умереть раньше.

Профессор же просто действовал по обстановке.

А обстановка тогда менялась каждый день.

Поскольку мои внутренние органы практически не пострадали, отец искренне считал, что изначально его старым другом руководила жалость ко мне, да и к нему самому тоже…

Тему нашей скорой с профессором физической близости отец никогда в разговорах с ним не поднимал, но он и так все быстро понял.

Мужик – он и есть мужик, кем бы он ни был и сколько бы ему ни было лет…

Вскоре отец превратился для профессора всего лишь в тяжкую обузу, которую надо было кормить и поддерживать жизнедеятельность.

Они стали постоянно ругаться.

Профессор включил «счетчик» и прямым текстом сказал отцу, что ввиду его старых карточных долгов и нынешнего иждивенческого положения тот должен ему отдать свою коллекцию икон, небольшую, но представляющую ценность для тех, кто в этом понимал… Также он урвал кое-что и из семейных украшений…

А буквально недавно, в марте месяце, профессор начал вести разговоры о том, что наш дачный участок необходимо продать, а отцу переехать куда-нибудь в деревеньку попроще!

Мотивация была проста: это все необходимо проделать исключительно для моего спокойствия!

Ведь рано или поздно я могу добраться до деревни сама, и тогда то, что я увижу, просто убьет меня!

Почти все, что профессор докладывал отцу про меня, было или враньем, или искажением фактов.

Он говорил, что я психически неустойчива, но при этом работаю на дому для какого-то издательства, он говорил, что живу я в своей квартире, а он меня типа просто навещает и опекает, он говорил, что «подлатал» меня после аварии, но про другие операции – ни слова…

Ну и ладно.

Чего уж теперь поделаешь.

По нашей с отцом истории теперь хоть триллер можно ставить, это точно!

В нашу первую ночь в квартире, уже под утро, из последних сил борясь со слипающимися веками, я жутко испугалась оставить папу в его комнате одного, как будто, когда проснусь, он снова может исчезнуть, и потому постелила нам обоим в общей комнате с длинной, убогой, еще семидесятых годов шкафом-стенкой, как это у нас, у бывших советских людей, принято называть – «гостиной». Ему – на диване, себе – на двух сдвинутых кое-как, таких же, как и я, смертельно усталых креслах.

И уже в темноте, помню, последнее, еле-еле ворочившимся языком:

– Пап!

– Да.

– Знаешь, когда мне становилось совсем «край», я всегда себе говорила: «У меня есть я», а сейчас я лежу и говорю: «У меня есть я и ты!»

– И мама есть. Люблю тебя, спи уже…

Проваливаясь в глубины сна, я ловила тяжелое дыхание отца.

Я понимала, что уже сегодня, буквально через несколько часов, все в корне поменяется в моей очередной «новой» жизни и мне будет крайне нелегко научиться со всем этим управляться.

Продать «душу дьяволу».

О, как я любила когда-то сюжеты книг и фильмов, где звучала эта драматическая фраза!

А ведь для меня теперь это не просто фигура речи.

И мой отец, любитель крепких дешевых сигарет, хорошей водки и преферанса, принципиальный, почти всегда угрюмый, всю жизнь проработавший талантливым механиком в автомастерской, пропахший маслом и потом, а теперь – насквозь лекарствами, практически это и сделал, и вовсе не ради миллионов или славы…

На третий день после нашего с папой возвращения в Москву я решила позвонить профессору.

Но он меня опередил.

Накануне, в ночи, мне пришло от него сообщение, которое я увидела только утром. Мотаясь целый день по разным инстанциям, чтобы уладить дела отца, к вечеру я настолько устала, что, как только прилегла на подушку, тут же заснула мертвецким сном.

Никогда раньше профессор не писал мне СМС.

Он этого не любил.

Только звонил.

И вот, такая неожиданность…

В нескольких коротких, сухих предложениях он сообщал о том, что вещи мои давно собраны домработницей и ждут меня в квартире на Пятницкой, а сам он на тот случай, если у меня возникнут какие-то вопросы, будет целый день находиться в клинике.

Ну, вопросы у меня теперь с ним были понятно какие: ключи от квартиры и ключи от машины.

Платона я решила к процессу не приобщать.

Сама жила с профессором, самой и расхлебывать.

Решила так: довезу вещи до дома на этой машине, а потом доеду до клиники и верну ее вместе с ключами.