Последняя акция

Он обещал ей подумать. Она с интересом выслушала его рассказ до конца. Он, конечно, не упомянул о пропавших девочках, а упирал в основном на то, что соскучился по настоящей режиссерской работе, а Авдеев, мол, его близко к себе не подпускает, хотя Сатрапова по телефону ему говорила о каких-то интересных проектах…

— Сатраповой позвонил, а мне и не подумал! — упрекала Лина. — А к Палычу даже не суйся — у него теперь реклама, и больше его ничего не колышет! Да и потом вряд ли он вообще станет тебе помогать.

— Это почему?

Кораблева, обхватив голову руками, смотрела в свою пустую чашку, а затем исподлобья взглянула на Соболева.

— У тебя что, Юрик, память отшибло? Ты забыл наш последний курсовой? Экий ты незлопамятный, дурашка! А вот Палыч вряд ли тебе его забудет.

Что правда, то правда, Соболев не был памятлив на дурное. Особенно когда это касалось людей, которых он некогда боготворил. Авдеев же просто завораживал Юру своим талантом, он не переставал восторгаться мэтром до пятого курса, до последнего курсового спектакля. К тому времени у Арсения Павловича окончательно испортились отношения с администрацией института. Его потихоньку выживали и в конце концов оставили всего одну группу. Отнять ее побоялись. Во-первых, последний курс — надо выпускать, а во-вторых, на спектакли этой группы собиралось всегда много народу и даже приезжали «почтенные гости», с которыми не хотелось бы портить отношения.

Авдеев, как всегда, явился за три дня до показа. По большому счету, ему уже было на все наплевать, и они втайне надеялись, что он одобрит все ими предложенное, но не тут-то было. Авдеев все зарубил. Даже соболевские наработки его на сей раз не устроили.

— Значится, так, — прикинулся он, по обыкновению, героем нашумевшего советского сериала, — я приезжаю в день показа за два часа. Вы прогоняете мне все, что сделали. Даю добро — показываем, нет — отказываемся от выступления. — С этими словами он удалился, ко всеобщему возмущению.

— Ведет себя так, будто мы ему чужие! — первой высказалась староста группы Жанна Цыбина.

— А что, родные, скажешь? — ехидно улыбнулась Верка Сатрапова.

— Да ты бы вообще, Верка, помалкивала! — прекратила дискуссию Жанка. — Пригрела на груди зверя, а зверь вконец озверел!

Все посмотрели на Веркину грудь и сразу поняли, почему «зверь озверел».

— Хоть бы подсказал что-нибудь, — развел руками Вовка Осьминский.

И даже на Соболева никто не смотрел с надеждой, как раньше, потому что и его наработки — немыслимое дело — Авдеев зарубил!

— Да вы что, дурачки, ничего не поняли? — вмешалась прозорливая Линка Кораблева. — Да ведь ему это выгодно — уйти из института, хлопнув дверью!

— На что ты намекаешь? — прищурилась Сатрапова.

— На то, что он хочет сорвать показ лучшей группы! Вы, мол, хотели, чтобы Авдеев ушел, так получайте фигу вместо долгожданного спектакля!

— Он на такое не способен, Лин, — выпучил свои добродушные глаза Вовка Зеленин и быстро захлопал ресницами. — Ты малость перебрала.

— Очень даже способен, Вовочка! — не унималась Кораблева.

— Можно подумать, ты его знаешь лучше всех! — не замедлила вставить Сатрапова.

— Извини, Вера, ты меня неправильно поняла — я не оспариваю твоего несомненного права на Палыча в постели! Но и тебя он когда-нибудь подставит, как теперь хочет подставить нас!

— Ну, знаешь! — Лицо Верки исказилось, что предполагало нескончаемый поток брани, но она как-то растеряла все слова и пулей вылетела из аудитории, хлопнув дверью.

— Она обо всем доложит Палычу, — предостерегла Жанна.

— И хрен с ней! — буркнула Кораблева.

— Надо работать, — наконец высказался Соболев.

— Бесполезно, Юра, — не унималась Лина, — даже если мы сотворим чудо, он все равно зарубит или вообще не придет. Ему — нож в сердце этот показ. Неужели не ясно?

И они сотворили чудо. То самое чудо, которое от них и ждали. Сотворили чудо за два дня и три ночи, что оставались до показа. Первую ночь Юра писал сценарий. Но каково было всеобщее удивление, когда наутро принес свой сценарий еще и Вовка Осьминский. Из двух сценариев сделали один, и Юра, взяв бразды правления в свои руки, начал выстраивать весь спектакль «по Авдееву». Пять лет учебы у Арсения Павловича не прошли для него даром — шло как по маслу. На сей раз они даже успели прогнать все от начала до конца и выспаться в последнюю ночь перед показом.

Как и было условлено, явились за два часа до выступления, чтобы предстать перед судом мэтра. Перед самым страшным судом! После мэтра — море по колено! Но Авдеев не пришел ни за два часа, ни за час, ни за пять минут до начала. «Жестокий гений», — вспомнил Юра слова Преображенской. Кораблева во всем оказалась права. Аудитория заполнялась зрителями. Явилась комиссия в составе пяти человек. Председатель комиссии Феоктистова, злейший враг Авдеева, преподаватель сценарной композиции, пришла за кулисы — видно, тоже догадывалась о зловещих планах мэтра.

— Почему не начинаете? — обратилась она к Жанне как к старосте.

— Ждем своего мастера, — объяснила та.

— А вы готовы к показу?

— Готовы.

— Тогда пятнадцать минут ждем вашего мастера, а потом начинайте.