Последняя акция

Она даже не сказала «если не придет — начинайте», а значит, была уверена, что не придет. Все переглянулись — настроение на нуле. На Верке Сатраповой лица нет — сидит, не шелохнется.

— Так дело не пойдет! — посмотрев на кислые рожи сокурсников, заключил Вовка и стал выделывать за закрытым занавесом клоунские номера, какими потчевал зрителей в своем цирке. Постепенно шум в зале стих оттого, что из-за кулис несся дружный хохот студентов пятого курса. Зная «авдеевские прибамбасы», смех из-за кулис восприняли как начало представления. Но все было совсем не так. Пока зрители и комиссия удобно устраивалась в зале, артистов на сцене не оказалось. Вышел Осьминский и пригласил всех покинуть помещение, так как «Праздник» (тема курсового) начнется у парадного входа в институт.

И он начался от парадного входа и вылился в коридоры института. Это напоминало карнавальное шествие. Закрутилась такая карусель, что уже непонятно было, где артисты, где зрители, где комиссия — в «Празднике» участвовали все. Эта масса народа, попутно обраставшая любопытными, еле поместилась в аудиторию, а аудитории не стало. Вместо привычного зрительного зала — столы буквой «п», как на свадьбе или поминках. Комиссия растворилась, зрители исчезли — все становились участниками то ли свадьбы, то ли поминок, а скорее всего, того и другого одновременно. Иди объясняй каждому, что Соболев написал «поминки», а Осьминский «свадьбу», а потом Юрка взял и все это объединил в одно иррациональное действие с театром теней и веселыми играми, так что всех бросало от смеха в слезы, от слез в поросячий визг. И окончилось все недоразумением — повода-то, оказывается, не было, а мы вот погуляли.

Когда зрители покинули зал и они остались «один на один» с комиссией, вошел Авдеев. Таким бледным его еще никогда не видели. Верхняя губа у мэтра дергалась — нервный тик.

— Сейчас что-то будет! — шепнул Вовка.

Слово взяла Феоктистова.

— Порадовали вы нас, ребятки. Порадовали сегодня, как никогда, — начала она, но в аудиторию заглянули первокурсники-дневники.

— Можно мы столы свои заберем?

— А завтра нельзя?

— У нас еще занятие.

— Какое? — посмотрела Феоктистова на часы.

— Обсуждение «Праздника» пятикурсников. — Их вошло человек десять, совсем еще юных девчонок и мальчишек, и каждый из них счел своим долгом поблагодарить: — Спасибо вам за «Праздник».

— Вот видите, — продолжила Феоктистова, — уже есть чему у вас учиться. И это неудивительно. Хотя некоторые до сих пор удивляются: как это, заочная группа и достигла такого мастерства? Пять лет мы следили за вами, и с каждым показом вы поднимали планку все выше и выше. А сегодняшний спектакль ценен еще тем, что вы проявили максимум сплоченности и самостоятельности. На моей памяти это первый случай, а я в институте уже — слава Богу — около двадцати лет, когда студенты «показываются» без мастера! — дошла она наконец до сути, хотя вся ее речь от начала и до конца была направлена против Авдеева. — И поэтому сегодня комиссия впервые делает исключение и сообщает результаты не мастеру, а группе. — И тут Феоктистова, ко всеобщему удивлению, обратилась не к Жанне Цыбиной, старосте группы, а к Юре Соболеву. — Комиссия единодушным решением выставила вам «отлично» за сценарную композицию и «отлично» за режиссуру!

В другой ситуации они бы запрыгали, как дети, и стали обниматься, но за спинами членов комиссии белело искаженное лицо Арсения Павловича, того, кому они были обязаны каждым своим успехом, и этим последним тоже. Их мэтра, которого они звали гением, выставили из института при их молчаливом согласии, они не поддержали его попытки «хлопнуть дверью» — сорвать показ и теперь оказались в самой постыдной роли. Мэтра «опускали» все ниже и ниже, венчая лаврами их.

— Нам очень жаль, что приходится с вами расставаться, — заканчивала свою речь Феоктистова. — Думаю, эта потеря будет ощутима для всего института, ибо такие имена, как Юра Соболев, Лина Кораблева, Вера Сатрапова, Жанна Цыбина, Володя Осьминский, сейчас на устах у всех, а это значит, что мы выпускаем незаурядных мастеров! С нетерпением ждем ваших дипломных работ, ребята!

И уже при выходе комиссии из аудитории председатель обратилась лично к Соболеву, опять же при Авдееве:

— Юра, меня поразили сегодня сценарные ходы в вашем представлении. Если вы не возражаете, я их использую для примера в своем теоретическом курсе?

— Конечно, конечно, — согласился Соболев, все больше краснея под пристальным взглядом мэтра.

Речь Арсения Павловича была коротка. Он один сидел — все стояли.

— Впервые в моей практике я не видел показа группы, а слышал — стоял за дверью и не смел войти, так как входить во время показа здесь не принято. А так как я не видел работы своих студентов, то, естественно, оценок выставить не могу. — Он встал и навсегда покинул здание института, а приготовленные уже зачетные книжки возвратились обратно в карманы и сумки.

— Совсем озверел, Палыч! — процедила сквозь зубы Жанка.

И даже Верка Сатрапова не побежала его догонять…