Красногорский стадион взяли под наблюдение оперативники и милицейская агентура. Особо заинтересовались Иваном Митиным. Все в нем вызывало подозрение у Арапова. Его взгляд, его повадки, его коричневое кожаное пальто. По четкому отпечатку на снегу определили, что ботинки одного из членов компании оставляют рельефный рисунок, похожий на отпечатки внутри галоши, брошенной в мытищинской сберкассе. 38-й размер. Размер Лукина. В научно-технический отдел уголовного розыска доставили пару обуви, принадлежащую Лукину. Была установлена идентичность отпечатков подметочной части подошв и каблуков, а также углублений от гвоздей, которыми прикреплены подошвы ботинок. Однако, проведя тайный обыск на квартире Лукиных, Арапов не обнаружил ни денег, ни огнестрельного оружия. Только после нескольких дней слежки в Красногорске он увидел, как Лукин вошел в один из домов на Октябрьской улице и довольно быстро покинул его. Осмотрев чердак дома, Арапов нашел пистолеты систем ТТ и ВИС, тринадцать патронов калибра 7,62, семь патронов калибра 7,65 и три — 9-миллиметрового.
Наконец-то прорыв! Арапов был как в сыскной лихорадке. Неужели МУР вышел на след? Но одного факта наличия патронов и пистолетов было недостаточно. Нужно было прощупать все связи Лукина и действовать при этом с исключительной осторожностью. Ведь под подозрением оказалась гордость Красногорска: передовики производства, некоторые — члены ВЛКСМ, а Болотов, друг Митина по Тушино, — коммунист. «Почему бы нет? — размышлял Арапов. — При всей своей молодости Митин уже токарь высшего разряда, у него умелые руки, точный глаз и крепкие нервы. Тем более парень с прошлым: еще юнцом попал в тюрьму за наган».
В то время, когда в Москве признавали существование только бандитов «Черной кошки», исчадий ада, нравственно совершенно нищих и глухих, утечка информации о реальных носителях зла могла иметь эффект разорвавшейся бомбы. Ведь эти красногорские парни сделали все, что требовала страна: работали на оборонную промышленность, откликнулись на призыв Сталина лидировать в спорте, были хорошими товарищами… И грабили в открытую — быстро, нагло, жестоко. В общем, ум и совесть эпохи. Муровцы были потрясены.
Может быть, тогда МГБ и пришло в голову покрыть истинное положение дел мифом о головорезах из «вернувшейся» «Черной кошки»? Ведь бандитское подполье продолжало кишеть преступниками, гораздо более типичными в представлении обычных граждан… В идеологических интересах требовалась «утечка» информации о раскрытии сотрудниками МУРа и МГБ опасной банды рецидивистов, а не молодых рабочих-комсомольцев с оборонного завода.
Но дело еще не было закончено. Розыск — кропотливая, неблагодарная работа. В документы попадает только верхушка айсберга оперативно-агентурной работы. Я с удивлением узнала, что сами оперативники, участвовавшие в расследовании, могли быть не в курсе операции, проводившейся параллельно. Ведь целых три года отчаянные поиски не приносили результатов.
Неизвестная банда выдала себя сама. За три недели января пронеслась лавина улик, свидетельств, совпадений, оговорок и признаний, которая окружила красногорскую группу как несколько рядов колючей проволоки.
Из Свердловска поступило сообщение: в разговоре с сокамерником (это был милицейский агент) некий Самарин проговорился о банде, которую сколотил в Красногорске, и назвал имена Митина и Агафонова. В другом лагере, в Петрозаводске, еще летом 1952 года произошли роковые для Митина события.
На зоне Николаенко сдружился с одним заключенным, домушником с двадцатилетним стажем. Дружба за колючей проволокой бывает, но она там же и заканчивается. Это исключительные условия, когда люди сближаются по необходимости, от страха, от тоски по дому и настоящим друзьям, оставшимся на свободе. Может показаться странным, что опытный сорокалетний блатной нашел общий язык с парнем двадцати четырех лет, которого взяли за отсутствие прописки. Но лагерь есть лагерь. Возможно, новый друг Николаенко был информатором лагерного начальства. Как бы то ни было, этому тюремному другу подошел срок выйти на свободу. Он решил завязать с воровской профессией, вернуться в Калинин к матери и сестре. Но Николаенко этого не знал и снабдил его запиской для