Так! Иван вдруг осознал какую-то неправильность, нереальность сложившейся ситуации. Ну да – они ж, пацаны-то эти, ему ни капельки не удивились! Словно бы у них тут постоянно шастали по лагерю люди в средневековых одежках и с кинжалами в дивных сафьяновых ножнах. Раничев улыбнулся, лихорадочно соображая – что делать?
И мальчишки неожиданно тоже заулыбались, поставили на землю бак с остатками пищи. А, так это дежурные! Кухонный наряд, все ясно – так вот почему они не на линейке. Однако как бы их спровадить… Или самому свалить. Нельзя, нельзя, ведь расскажут! И все же – почему они не удивились, не испугались, не убежали, а вот, подошли… и смотрят этак… можно сказать – благоговейно-заинтересованно. Один вдруг вытащил из кармана химический карандаш и блокнот. Раскрыл, протянул Раничеву, что-то сказал…
А! Иван таки сообразил наконец. Это ж у него автограф просят! Ну и ладно, просят – дадим.
Послюнявив карандаш, Раничев изобразил на узком листке шикарные неразборчивые каракули и, широко улыбаясь, вернул блокнот мальчишке.
– О, данке! Данке шен! – поблагодарил тот. А напарник его тем временем лихорадочно рылся в карманах, по очереди доставая оттуда: проволочную рогатку, небольшой гаечный ключ, затертую колоду карт, блестящую эмблему от «Мерседеса», какую-то денежную мелочь, камешки… ага, вот нашелся и отрывок бумажки, посмотрев на который хозяин всего вытащенного богатства лишь тяжко вздохнул.
Раничев покровительственно похлопал пацана по плечу – ничего, мол, давай, распишусь. Мальчишка был счастлив!
Оба о чем-то наперебой заговорили, затараторили, видать интересовались планами «господина артиста» – уж это-то словосочетание Иван понимал. Что ж, артистом ему уже быть приходилось. Плохо только то, что немецкого языка он не знал! Так, понимал несколько фраз… А если придется петь? Что он там запоет – «Естедэй» или арию незваного гостя? Вот то-то.
Помахав пацанам, Иван неспешно направился обратно. Мальчишки вежливо попрощались и, вздохнув, потащили свой лагун к реке – чистить. А Раничев опять забрался в кусты – и задумался. Со стороны плаца доносилась чья-то эмоциональная речь – линейка продолжалась.
Нельзя сказать, что следователя районного отдела гестапо гауптштурмфюрера Густава Ленца так уж баловала жизнь. Ну не на Восточном фронте, это да, но здесь, в тылу, разве легче? Нервная напряженная работа, ночные допросы, незаконченные дела, бомбежки. Дома – вечно недовольная жена да совсем отбившиеся от рук дочки, естественно, члены «Союза немецких девушек». Уже взяли моду поучать отца, как же! Подумаешь, шнапс! Кто сейчас не пьет, особенно при такой-то работе? Шибко уж умные все стали в этих национал-социалистических союзах, дьявол раздери! Вот… Опять не так подумал! Уже и думать страшно – и настали же времена!