Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой

Он отправил приказ Алексееву — опросить мнение командующих фронтами и флотами. Начальник штаба был дисциплинированным военным. Если приказано, выполнил. Колчак воздержался. А Рузский, Эверт, Брусилов, Сахаров, Непенин, великий князь Николай Николаевич поддержали идею отречения. Генералы были в значительной мере заражены либеральными настроениями, но большинство из опрошенных вовсе не воспринимали свои действия как измену. Они повиновались царю, служили ему. Но, в конце концов, он сам поставил вопрос. И за отречение высказались не из симпатий к революционерам. Наоборот, хорошо знали нерешительность Николая II, его постоянное уклонение от жестких мер. Надеялись, что другой государь обеспечит твердую власть и восстановит порядок.

Но для Николая Александровича их мнение стало последней каплей. 2 (15) марта он подписал Акт об отречении. Указывал, что «начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны». Чтобы «облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил», «в согласии с Государственной Думой» (которая никогда даже не обсуждала этот вопрос) царь отрекался от престола. Передавать власть в столь бедственной ситуации наследнику Алексею, больному мальчику, было невозможно. Государь назначил преемником брата Михаила Александровича. Призвал «всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга» — повиноваться новому царю, помочь ему и новому правительству, «представителям народа», «вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы».

Одновременно царь подписал еще несколько документов. Назначил Верховным Главнокомандующим великого князя Николая Николаевича и… утвердил подсунутый ему список правительства. Царю наврали, что это и есть «представители народа», «ответственное министерство». Никакой перемены государственного строя не подразумевалось. Если правительство не справится или будет зарываться, новый царь отправит его в отставку, только и всего… Но заговорщикам пока больше ничего и не требовалось. Их правительство стало вполне легитимным, и царь пресек вмешательство со стороны армии, призвал ее к повиновению.

Николая Александровича никто не арестовывал. Он свободно вернулся в Ставку, лично объявил о своем отречении, попрощался с персоналом. Контрразведчик В. Г. Орлов вспоминал: «Старые генералы плакали, как дети, казаки рыдали… Царь подошел к генералу Алексееву и обнял его. Затем он попрощался с каждым, кто стоял вдоль прохода, желая всем счастья. С друзьями он разговаривал дольше. Я видел, как закаленные, испытанные воины предавались горю, и сам плакал. В печальных глазах государя тоже стояли слезы…»

Примерно так же встретили весть об отречении во фронтовых частях. Деникин писал: «Войска были ошеломлены — трудно определить другим словом первое впечатление, которое произвело опубликование манифеста. Ни радости, ни горя. Тихое, сосредоточенное молчание… И только местами в строю непроизвольно колыхались ружья, взятые на караул, и по щекам старых солдат катились слезы». С фронтов докладывали, что воины восприняли манифест «сдержанно и спокойно», многие «с сожалением и огорчением», «преклонялись перед высоким патриотизмом и самопожертвованием государя, выразившемся в акте отречения». Но и обманутый Николай II считал свои действия самопожертвованием. Впоследствии он признавал, ему внушили, будто отречение поможет избежать крови, междоусобицы, гражданской войны.

Какое уж там — избежать! Только в одном Питере было убито и ранено свыше 1400 человек. Погромы перекинулись на разложившиеся базы Балтфлота, в Кронштадте и Гельсингфорсе истребляли офицеров, был убит и командующий флотом Непенин. Новый Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич 3 марта обратился к правительству, просил поскорее привести войска к присяге Михаилу Александровичу, чтобы выйти из смуты. Не тут-то было! Заговорщики совсем не для того подвели мину под одного царя, чтобы вручить бразды правления другому.

С Михаилом Александровичем вели переговоры, подталкивали его к отказу от престола. Но и ему самому принять власть — значило подавлять мятеж. А он тоже не хотел быть «кровавым». Да и некрасиво получалось, принять корону от брата, пользуясь бунтом. И Михаила Александровича, в свою очередь, обманули. Запустили идею Учредительного Собрания. Созвать его где-нибудь через полгода, оно выразит волю народа. Великий князь ухватился за подсказку. В таком варианте все устраивалось наилучшим образом. Страсти улягутся, правительство как-нибудь само разберется с бунтовщиками. А если его призовет к власти всенародный представительный орган, это было достойно и солидно — точно так же в 1613 г. Земский Собор призвал на царство Михаила Федоровича…