Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой

Еще одно масштабное кровопролитие без каких-либо результатов переполнило чашу терпения и народа, и армии. В Париже забурлили волнения. Их принялись раскручивать и подогревать французская оппозиция, германская агентура. Но если в России очагом смуты был только разложившийся тыл, то во Франции взбунтовались фронтовые части. Несколько полков арестовали офицеров и двинулись на столицу. Однако французские власти не миндальничали. Нивеля сняли и заменили Петэном, а военным министром был назначен энергичный Клемансо, ему дали диктаторские полномочия. Митинги и демонстрации он разогнал пулями. Мало-мальски нелояльные издания немедленно прикрыл. Скопом арестовал свыше тысячи человек, всех оппозиционеров, не считаясь ни с министерскими, ни с депутатскими рангами. Навстречу мятежным полкам бросил кавалерию, их окружили и после нескольких стычек разоружили.

Кое-кого расстреляли на месте, заработали военно-полевые суды. 500 солдат приговорили к расстрелу, но все же учли их заслуги, казнили 39, остальным заменили каторгой. Но суды Клемансо круто прошерстили и гражданскую публику, и к тем, падало подозрение в шпионаже, снисхождения не было. Если обнаруживалось, что газета подпитывается деньгами из-за границы — было уже достаточно, владельца и редакторов отправляли на расстрел. Выявлялось, что депутат парламента ездил в Швейцарию и имел какие-то встречи в германцами — смертный приговор. Этим пользовались даже немцы, некоторых лиц подставляли нарочно. Например, Мату Хари, свою мелкую шпионку и знаменитую исполнительницу эротических номеров «под Индию». Пусть французы пожалеют расстрелянную, возмутятся. Жалели, ахали, но возмущаться уже не рисковали. Трибуналы осудили 23 тыс. человек, одних на смерть, других растасовали по тюрьмам и каторгам, и у французов напрочь отбило охоту бунтовать.

Зато в Греции Англия и Франция сами организовали революцию. Раздули беспорядки, свергли короля Константина, и греки примкнули к Антанте. Кроме нее, в 1917 г. объявили войну Центральным державам Португалия, Китай, Бразилия, Куба, Панама, Либерия, Сиам. Большинство чисто декларативно, силились подольститься к грядущим победителям. Китай надеялся, что державы Антанты помогут ему защититься от притязаний другой «союзницы», Японии. А Португалия хотела немножко поживиться. Англичане и бельгийцы никак не могли сладить с вдвое меньшими отрядами немецких ополченцев генерала Летттов-Форбека в Восточной Африке. Португальцы им помогли, Германия лишилась своей последней колонии.

А в России даже некоторые заговорщики уже оказались не к месту. Милюков уж на что лебезил перед союзниками, но с какой-то стати наивно полагал — раз Россия стала демократической, то и Запад будет относиться к ней благожелательно. Был уверен, что должны выполняться соглашения, заключенные при царе. Заявлял об «исторической миссии» занять Константинополь, взять под опеку турецких армян, присоединить Западную Украину. Министр с такими запросами был союзникам не нужен. Бьюкенен и Палеолог намекнули, и Милюкова «ушли» в отставку. Назначили Терещенко, он ни о каких приобретениях России не заикался. Утверждал, что для России в войне главное «выстоять, сохранить дружественность союзников»

А военный министр Гучков полагал, что цели либералов и западных держав уже достигнуты. Россия должна стать конституционной монархией по британскому образцу, развиваться по западным моделям. Значит, дальнейшая раскачка не требовалась, наступило время стабилизации. На рассмотрение правительства вдруг была вынесена «Декларация прав солдата», распространявшая на всю армию приказ № 1 Петроградского совета об отмене дисциплины. Гучков отказался ее подписать. Зачем доламывать собственные вооруженные силы? Он не понял, что масонская «закулиса» считала иначе. Его тоже «ушли», военным министром стал Керенский и ввел в армии разрушительную «Декларацию».

Менялись и Верховные Главнокомандующие. После великого князя Николая Николаевича пост принял Алексеев. Но он резко протестовал против «Декларации», и его уволили. Он говорил — «рассчитали, как прислугу». Назначили Брусилова. Польстили, оценили заслуги. Он, понятно, загордился, обрадовался. Но Брусилов, как и большинство офицеров, абсолютно не разбирался в политике, и вдобавок, страдал извечными комплексами русской интеллигенции. В боевой обстановке не останавливался перед самыми жесткими мерами для наведения порядка, а сейчас пошел на поводу у революции. Может, в ней и есть серьмяжная народная правда? Выступал на митингах, пробовал опереться на солдатские комитеты, пробудить сознательность, строить «новую, революционную дисциплину». Ведь когда-то ее смог использовать Наполеон.