Последняя девушка. История моего плена и моё сражение с «Исламским государством»

Мы научились обходиться тем, что нам предлагали агентства по предоставлению помощи. Раз в неделю приезжали большие грузовики с мешками риса, чечевицы и макарон; они также привозили растительное масло и консервированные томаты в банках. Холодильника или погреба у нас не было, и иногда продукты портились или привлекали мышей. Нам приходилось выбрасывать мешки с сахаром и булгуром, пока мы не нашли пустую бочку из-под бензина, очистили ее и стали использовать для хранения продуктов. Выбрасывать еду всегда было тяжело, потому что мы не могли ничего раздобыть до следующего приезда грузовиков в Заху. Когда похолодало, тетя дала мне кое-какие свои теплые вещи, но у меня не было нижнего белья, бюстгальтеров и носок, а выпрашивать я не хотела, поэтому старалась обходиться тем, что есть.

Мне удалось сбежать из ИГИЛ и вернуться к семье, но у меня до сих пор было ощущение, что если мне и повезет выжить, то вся моя жизнь будет чередой несчастий и ожиданий.

У Хезни часто звонил телефон, и он всегда уходил, чтобы поговорить без нас. Мне не терпелось узнать, о чем ему сообщают, но он говорил мало – наверное, чтобы не расстраивать меня. Однажды ему позвонила Адки, и он вышел во двор. Вернулся он с красными глазами, как будто плакал.

– Она в Сирии, – сообщил он.

Каким-то образом Адки удалось остаться с нашими племянниками, которых она назвала своими сыновьями, но она боялась, что боевики ИГИЛ в любой момент узнают правду и отберут их.

– Я пытаюсь найти посредников в Сирии, – сказал Хезни. – Но вызволить оттуда девушек еще труднее, чем из Ирака, и Адки не хочет оставлять детей.

Что еще хуже, сирийские сети по спасению девушек действовали отдельно от иракских, и Хезни было труднее разработать план.

Первым человеком, которому я рассказала свою историю полностью, включая изнасилования, стала моя тетя. Она заплакала и прижала меня к себе. Для меня было облегчением поделиться с кем-то своим грузом, и я перестала беспокоиться о том, что езиды отвернутся от меня или обвинят в случившемся. ИГИЛ убило или похитило так много из наших, что выжившим, независимо от того, что с нами произошло, нужно было держаться вместе и пытаться восстановить утраченное. И все же многие сабайя держали в тайне то, что с ними вытворяли боевики ИГИЛ в плену, как делала я поначалу, и я понимаю почему. Это их личная трагедия, и они имеют полное право не рассказывать о ней никому.

Первой после меня освободилась Роджиан. Она приехала в дом моей тети в два часа ночи, еще в абайе, которую ей дали в ИГИЛ. Не успела я засыпать ее вопросами, как она спросила: «А что с остальными?» – и Хезни рассказал ей подробности. Было ужасно наблюдать, как лицо Роджиан искажается от того, что произошло с нашей деревней и с нашей семьей. Факт расстрела мужчин был подтвержден, но мы не знали, что случилось с женщинами постарше и с большинством девушек, которых ИГИЛ до сих пор удерживало как сабайя.

После этого Роджиан впала в такое отчаяние, что я боялась, как бы она не покончила с собой прямо в доме моей тети, как это раньше пытался сделать Хезни, узнав о резне в Кочо. Но она преодолела свое горе, как и все мы, а на следующее утро мы переехали в лагерь беженцев.

10

В лагерь вела узкая и грязная грунтовая дорога. Она напомнила мне дорогу в Кочо до того, как ее заасфальтировали, и я представляла, что еду домой. Но знакомые детали только усугубляли мою тоску по дому и прежней жизни.

Лагерь представлял собой скопление сотен белых грузовых контейнеров, разбросанных по склонам северного Ирака, словно выпавшие из стены кирпичи; каждый окружали дорожки, грязные от воды из душей или импровизированных кухонь. Вокруг был забор – как нам сказали, ради нашей же безопасности, – но дети уже проделали дыры у земли, чтобы выбегать в поля и играть в футбол. У входа стояли контейнеры побольше, в которых размещались офисы гуманитарных организаций и правительственных служб, а также медпункт и комната для занятий.

Мы переехали в лагерь в декабре, когда на севере Ирака становится холодно. Можно было пережить зиму в доме, но я мечтала о месте, которое могла бы назвать своим. Контейнеры были довольно просторными, и нас разместили в нескольких – один служил спальней, другой гостиной, а третий кухней.

При этом лагерь оказался не совсем приспособленным для местной погоды. С приходом зимы дорожки между контейнерами покрылись густой грязью, и мы старались не занести ее внутрь. Когда не было отопления, холодный воздух оседал на стенах влагой, и капли стекали на постели, так что мы спали на мокрых подушках и просыпались от затхлого запаха.