Дама молила о пощаде, заламывая руки, по щекам ее текли слезы, но пират был неумолим.
Зрители ахали и замирали от восторга. Когда безжалостный пират поднял свой меч, угрожая золотоволосой красавице смертью, сердца всех горожан замерли от ужаса.
И в эту минуту Уилл понял, в чем заключается его судьба. Понял, что предсказала ему старая Мегги.
Его жизнь будет связана с театром, ибо на свете нет ничего более прекрасного, чем возвышающий обман сцены!
По сравнению с театром бледнели даже рассказы старого Ника Уинтерботема о далеких странах и волшебных островах.
Он готов выполнять самую тяжелую и грязную работу, готов не то что играть на сцене – да хоть подметать эту сцену, сколачивать помосты и натягивать занавесы, лишь бы быть ближе к этому удивительному миру.
На сцене между тем была уже вторая пьеса.
Тот же здоровенный детина, который только что играл бессердечного пирата, теперь был облачен в бесформенную хламиду – должно быть, эта хламида изображала одеяние греческого царя. Но вот он принял трагическую позу, заговорил… и действительно превратился в великого Агамемнона, покорителя Трои.
Жители Стратфорда замерли в восхищении, слушая его трагическую речь, – и первый среди них в волнении и восторге слушал эту речь сын перчаточника Уилл Шекспир.
Едва дождавшись окончания выступления, Уилл пробрался за холщовый занавес. Там актеры считали собранные деньги и складывали в сундук театральные костюмы и реквизит, готовясь к продолжению своего турне.
– Господа, возьмите меня в свою труппу! – вежливо обратился к ним Уилл.
– Что? – переспросил карлик, который пересчитывал деньги. – Вот черт, ты меня сбил, парень. Сколько же всего вышло?
– Четыре шиллинга и полтора пенса! – напомнил ему юноша с золотыми волосами.
– Негусто! – вздохнул карлик и снова взглянул на Уилла: – Что ты сказал, парень?
– Возьмите меня в свою труппу, господа! – повторил Уилл.
– Вы это слышали? – Карлик повернулся к своим товарищам, словно призывая их в свидетели. – Вы слышали, что сказал этот остолоп? Он просится в нашу труппу!
– Парень, ты долго думал? – включился в разговор здоровяк. – Мы собрали сегодня всего четыре шиллинга…
– И полтора пенса! – напомнил ему златовласый.
– Ну да, еще полтора пенса! И на эти гроши мы должны не только прокормиться – мы должны уплатить пошлину вашему скаредному городскому магистрату, и заплатить хозяйке постоялого двора, и купить хоть самой дешевой ткани на новый занавес, потому что этот никуда не годится, и заплатить переписчику, потому что наши списки пьес совсем истрепались.