Последняя дуэль. Правдивая история преступления, страсти и судебного поединка

Но у Карружа на это был неопровержимый ответ: его жена забеременела от него, когда он вернулся из-за границы; они не виделись шесть месяцев и жаждали возобновить супружеские отношения. Оруженосец не смог бы это опровергнуть, хотя и заявлял, что Карруж вел себя агрессивно с женой, и в таком несчастливом браке не могло родиться детей, о чем говорят пять или шесть бездетных лет. Ле Гри ни разу не упомянул про беременность Маргариты в своей защитной речи, возможно, потому, что он или его проницательный адвокат сочли эту стратегию слишком рискованной.

Что думал по этому поводу Жан де Карруж, или о чем могла знать и что чувствовала сама Маргарита — отдельная тема. Мог ли Карруж не принять в расчет распространенную тогда теорию, исключавшую зачатие при изнасиловании, и подозревать, что ребенок Маргариты не его? Переживала ли Маргарита, понимая, что возможно вынашивает ребенка своего насильника? Или же супруги успокоились, поверив популярной теории, и убедили себя том, что Ле Гри, который напал и изнасиловал Маргариту, не может вдобавок к этому гнусному преступлению повесить на них еще и своего незаконнорожденного отпрыска?

В июле-августе, по мере того как продвигалось расследование, произошло несколько любопытных событий. В конце июля курьер по имени Гийом Беренжер прибыл в Париж и доставил в парламент запечатанный конверт с двумя письмами, «касающимися госпожи Карруж и Жака Ле Гри». В Париж курьера отправил судебный исполнитель города Кана Гийом де Мовине. Он также просил курьера передать судьям «на словах еще некие секретные обстоятельства, о которых не следует упоминать письменно».

Курьерская квитанция о расходах на тонких полосках пергамента сохранилась, но сами письма исчезли. Не суждено нам узнать и о тех секретных обстоятельствах, о которых курьера просили рассказать устно. Но Гийом де Мовине, приказавший срочно отправить эти письма в Париж, был тем самым судебным исполнителем, к которому в день предполагаемого преступления госпожа Николь да Карруж приезжала в Сент-Пьер-сюр-Див. Ранее граф Пьер Алансонский написал в Париж, чтобы не дать хода апелляции Карружа. Вероятно, эти новые письма были еще одной попыткой помешать ходу дела и заставить суд усомниться в показаниях Маргариты.

Примерно в это же время в парижский парламент вызвали Адама Лувеля, предполагаемого сообщника Ле Гри. Несколькими месяцами ранее Лувеля арестовали и допросили по приказу графа Алансонского, но тогда суд графа оправдал Ле Гри, а вместе с ним и его соучастника. Теперь суд снова хотел видеть Лувеля. В письме от 20 июля судьи требуют гарантировать его приезд в Париж.

Через два дня, 22 июля, в воскресенье, Лувель предстал перед королем Карлом в Венсенском замке. В формулировке обвинения от 9 июля Лувель уже был упомянут Карружем в качестве сообщника Ле Гри. Вероятно, Лувель сильно нервничал, так как не знал, как обернется дело теперь. Когда он прибыл в огромный замок под Парижем, вошел в главную башню, его проводили наверх к королю в зал совещаний. Там Лувель столкнулся с оруженосцем по имени Томан дю Буа, кузеном Маргариты. В присутствии короля, его дядей и придворных разгневанный Томан обвинил Лувеля в нападении на госпожу Карруж, а потом бросил на пол перчатку и вызвал его на дуэль. Томан также заметил, что, если Лувель будет отрицать обвинения и при этом откажется сражаться с ним, это следует рассматривать как признание вины. В этом случае его надо взять под стражу и ждать пока он во всем сознается. Этот второй вызов на дуэль случился меньше, чем через две недели после первого. Внезапно, появилась перспектива проведения не одного, а двух поединков.

Лувель попросил короля об отсрочке, известной как «час принятия решений», чтобы посовещаться со своим адвокатом. И ему предоставили отсрочку до следующего вторника, 24 июля, хотя в реестре парламента нет записей о принятии каких-либо мер по делу на эту дату.

Но ближе к концу августа в реестре появились записи о новых арестах и допросах по делу Карружа — Ле Гри. 20 августа, сын Адама Лувеля, Гийом Лувель, а вместе с ним некие Эстьен Госелан и Томас де Беллефонс были задержаны для выяснения «некоторых обстоятельств в деле о возможном судебном поединке между сиром Жаном де Карружем, шевалье, и Томаном дю Буа, истцами, с одной стороны и Жаком Ле Гри и Адамом Лувелем, ответчиками, с другой». Эта запись дает основания считать, что два поединка было решено объединить.