Последняя фреска

– Для нас с вами – да. Но всякая легенда может обернуться правдой, когда становится всеобщим достоянием. Базельцы и без того отравлены языческими россказнями о чудовище, что покровительствует городу. Адское создание не может играть роль святого патрона! Надеюсь, это вам доступно? Толкование древней легенды богопротивно и богохульно. А участие в ней христианского рыцаря – омерзительно. Теперь ясно?

Взгляд священника прояснился:

– Вы хотите сказать, что легенда в её нынешнем виде не соответствует истине?

– И требует пересказа, ничего с предыдущим не имеющего, – благосклонно дополнил епископ.

Доминиканец успокоился настолько, что уселся поудобнее.

– Какое же толкование будет истинным?

– Василиск есть порождение ада, дитя самого дьявола, демон преисподней. Вы с этим согласны?

– Это известно с незапамятных времён.

– Совершенно верно. Стало быть, он не может царствовать на христианской, освящённой церковью земле. Всякая мысль о том, что дьявол имеет власть во владениях святой церкви, – глубоко порочна и опасна, ибо влечёт за собой еретические рассуждения о нестойкости учения Христова. Следом за рассуждениями тянутся сомнения, а сомнения побуждают к действиям, не правда ли? Разве желаем мы, чтобы власть дьявола из мифической превратилась в истинную?

– Упаси господь! – перекрестился отец Иеронимус.

– Поэтому я считаю, а моими устами говорит святая церковь, что легенду следует переписать. Не могучим хозяином долины должен быть василиск, а гадким червём.

– Но рыцарь Герберт…

– А Герберт станет победителем злобного чудовища! Ведь победил змея святой Георгий! Почему бы рыцарю не повторить этот подвиг? Тогда и предание сделается истинно христианским, поскольку будет повествовать о победе над самим дьяволом. Пусть кровь рыцаря, которой он скрепил адский договор, претворится в кровь, пролитую в бою, жертвенная чаша – в боевой щит, а шест со штандартом рыцаря обернётся копьём, пронзившим чудовище. И василиск из властителя превратится в побеждённого и всеми презираемого урода.

– Но как переубедить народ?

– Народ, – презрительно усмехнулся фон Веннинген, – будет повторять то, что ему расскажут. Когда предание, закреплённое в летописях, начнёт переходить из уст в уста, никто не усомнится в его истинности. Через несколько десятков лет рассказ о договоре рыцаря с демоном обратится в зыбкое воспоминание. И наша власть над чудовищем укрепится.

– Простите? – округлил глаза доминиканец.

– Я хотел сказать, – поправился епископ, – что дьявол не будет властен над нами, служителями Христа. Вы понимаете меня, отец Иеронимус?

– О да, ваше преосвященство!

– Счастлив найти в вашем лице столь рьяного союзника и защитника святой церкви. Готовы ли вы переписать предание?

– Разумеется, – с жаром ответил отец Иеронимус.

Потом замялся и смущённо произнёс:

– Но ведь легенда остаётся легендой, ваше преосвященство. Разве так важно изменять то, что никогда не происходило?

– Не только важно, но и необходимо. Ибо выдумка часто становится правдой, книжное зло – подлинной угрозой, а никогда не существовавшая добродетель способна совершать настоящие подвиги. Не забывайте, в начале было Слово. И нет ничего на свете важней, чем слово, влияющие на умы людей.

– Вы правы, ваше преосвященство! Я немедленно займусь преданием.

– Вот и прекрасно. Будьте готовы увидеть дела чудесные. Что бы ни случилось, вам следует описывать их беспристрастно и правдиво. Как требует святая церковь.

Не успел доминиканец осмыслить слова фон Веннингена, как в коридоре раздались шаги. Послышался визгливый голос лакея, вопившего: «…Никого не принимает! Стойте!» Распахнулась дверь, и в зал влетел профессор медицины базельского университета Вернер Вёльффлин. Следом вбежал напуганный слуга.

– Господин Вёльффлин! – изумился епископ. – Что случилось?

– Я не пускал! – плаксиво оправдывался слуга. – Они ворвались и помчались по лестнице…

– Замолчи, глупец, – оборвал его фон Веннинген. – Расскажешь позднее. Уходи немедленно!

Слуга исчез за дверью. Послышались причитания: «Я не пускал! Они вбежали, да как толкнут меня в грудь!» Голос стряпухи прогудел успокаивающе: «Не расстраивайся, мой носатенький! Идём, выпьем по кружечке…» Епископ насупился, но взял себя в руки:

– Господин профессор! Надеюсь, ваше вторжение оправдано неотложными делами?

Отец Иеронимус решил уйти, но фон Веннинген остановил его жестом.

– Беда, ваше преосвященство! – отдышавшись, объявил Вёльффлин.

Епископ вздрогнул.

– Это связано с… – произнёс он и запнулся.

Профессор замотал головой:

– Нет. Но ничуть не лучше.

– Вёльффлин, возьмите себя в руки, – сердито сказал фон Веннинген. – Говорите толком.

– Я только что ходил к советнику Риффу… У него заболел сын, и Рифф просил меня по старой дружбе обследовать парня…

– Не отвлекайтесь!

– Так я же рассказываю! Короче говоря…

Вёльффлин запнулся, а потом, решившись, выпалил:

– Чума!

Отец Иеронимус перекрестился и забормотал молитву, а епископ мягко спросил:

– Вы не могли ошибиться?

– Увы, нет. Все признаки налицо. Юноша бредит, у него жар. Кашляет кровью, хрипит, а главное – в подмышках и ещё вот тут…