Последняя гроза

– А чего вспотела, раз не веришь? И вообще, сегодня день памяти всеми нами любимого Григория Андреевича! Собрались мы в первую очередь по этому поводу! Согласна?

– Конечно! – Вероника знала, не было в этой фразе Василисы ни тени позерства или игры, и была ей за это от души благодарна.

– Водка есть?

– В доме.

– Тогда я в дом. Витька где? Побеседую с ним.

– Там же.

Василиса, поправив съехавшую набок шляпку, царственно направилась к дому.

– И нечего отворачиваться! – гаркнула она на Марту, которая попыталась смотреть в другую сторону. – Можно подумать, ты меня не видишь?

– Тебя не заметить нельзя. И кстати, тебе этот наряд очень подходит.

– Намекаешь на вес? Мол, черное стройнит?

– Не намекаю, прямо говорю.

– Да и пусть. Ну не люблю я черное! Мне в ярком комфортно. Ты пойми, Маруся! Неважно, сколько человек весит, важно, чтобы походка была легкой.

– Вот и я об этом! И не называй меня Марусей!

– Ладно, ладно. – И Василиса поплыла в дом.

А ведь права старая карга! Она ходила немного боком, но действительно легко и радостно. Марта попыталась представить себя со стороны. Как она ходит? Как мужик. Тяжело, широко шагая. Ну что делать, если размер ноги сорок первый? Интересно, а какой размер ноги у Василисы? Тоже небось не тридцать пятый.

Вздохнув, Марта пошла к гостям.

Следом за Василисой приехали Штерны. Глеб и Жанна. Вероника знала, что им обоим по шестьдесят пять, но выглядели они на пятьдесят. Оба стройные, подтянутые. Уникальные люди. Рассказы исключительно про последний круиз, из которого вернулись на днях, а буквально накануне посетили невероятно интересную выставку. Он всегда в пиджачке, который мог бы быть на размер побольше, она в юбке-футляре ровно до середины колена. Стиль не должен меняться. «Мы вне моды, стало быть, и вне возраста». Жанна как-то сказала, Вероника запомнила. Она с этой фразой не могла согласиться. Для Вероники походы по магазинам, а перед этим тщательные пролистывания модных журналов – не просто ритуал, а медитация. Ничто так не поднимает настроения, как банальный шопинг, покупка последних новинок сезона, а потом, самое главное – сравнение себя в зеркале вот с этой самой журнальной картинкой.

А что Жанна? Дама в футляре? Пусть даже он будет от «Шанель». Ох уж эта «Шанель»… Именно «Шанель» была притчей во языцех у владелец усадеб. Цитаты от «Шанель» знались назубок и цитировались к месту и не к месту.

Вот и сейчас Жанна процитировала, отвечая на комплимент Вероники.

– Жанна, новая брошка? Прелестная!

– Берем пример с Шанель. «Брошь, какой бы крупной и экстравагантной она ни была, всегда смотрится органично». И я с ней абсолютно согласна. Даже на строгом деловом костюме.

– Неужели оригинальная «Шанель»?

– Надеюсь. Купила в Амстердаме в антикварном магазине. Судя по цене, должна быть «Шанель».

– Ты умеешь носить броши, у меня не получается. Покупаю, а надевать не решаюсь.

– И зря. Как опять же нас учит «Шанель», если уж собираешь коллекцию украшений, начни с брошей.

– Да? Не знала…

Штерны жили в собственном доме, а не в усадьбе, что ставило их положение несколько ниже, чем у той же Василисы, а тем более Фролова. Правда, это была бывшая дача одного известного поэта. Не очень удобная, но полностью сохраненная и по мере возможности отреставрированная. Дача поэта перешла впоследствии к родителям Глеба. Отец Глеба был писателем. Не то чтобы известным, но в Союзе писателей состоял и привилегиями пользовался.

Штерны обожали показывать библиотеку и, конечно же, картины на стенах. Фролов периодически ездил к Штернам в гости, иногда они ездили с Вероникой вдвоем. Это был тот период, когда он доверил дочери управление усадьбой.

– Надеюсь, справишься. Это конкретное дело, и ты наследница.

Веронике совершенно не хотелось влезать в дела усадьбы, как ей казалось, нудные и противные. Ослушаться отца она тоже не посмела, и вот ей награда: впервые в жизни он назвал ее наследницей.

Она тогда пропустила свой шанс. Отец пошел навстречу, готов был делиться знаниями, был с ней откровенным. Насколько мог… Она не оценила, не поняла, все воспринимала для себя как непосильный груз. Даже те поездки к Штернам.

Вероника подозревала, что это были никакие не гости, а деловые визиты. Сначала отец закрывался с Глебом в кабинете, потом они пили чай. Обязательно липовый с вареньем. Видимо, так было принято у того самого поэта. Потом обязательная экскурсия в библиотеку.

«Ну вы понимаете, это копия. Оригинал в Третьяковке. Но на мой взгляд, этот рисунок значительно ярче…»

По дороге обратно отец много рассказывал, но Вероника слушала вполуха. Ей казалось, она только теряет время, ей всегда были неприятны эти, как она их называла, «театральные встречи».

– Что ты в них находишь? Они же позеры! – возмущалась Вероника.

– Не скажи. Они как раз не позеры. Они так живут. С детства. Мы не из этой среды. Я родился на Дальнем Востоке, твоя мама – в подмосковном Домодедове. И оба мы из рабочих семей. Это огромная потеря, что ты не знала своих дедушек и бабушек. Получилась жизнь без корней. Это плохо.