Последняя гроза

– Так расскажи. Ты ж никогда не рассказываешь. Марта рассказывает. Я много про ту бабушку слышу и про деда.

– Да, когда-нибудь. Но вот про Штернов. Мы очень разные. А знаешь, я им даже немного завидую. Я вот про такую жизнь только в книгах читал, а они такую жизнь проживали. И книги читали не только Конан Дойля, но и своего собственного отца. Я где своего отца видел? Только когда он меня на рыбалку брал. Кстати, самые мои счастливые воспоминания детства. А Глеб мог наблюдать отца за работой. К ним в дом Пастернак приходил. Представляешь?

– И тем не менее он сохранил не дом своего отца, а реставрирует чей-то чужой. Стало быть, не очень он памятью своей семьи дорожит.

– И тоже понятно. Так жил его отец – в почитании к прошлому. Он продолжает традиции, главное, что эти традиции есть.

Вероника пыталась осмыслить услышанное. Вот оно, оказывается, как.

Стало быть, у них в семье традиций не было. Но кто-то же должен быть первым? Если традиции не установили дедушки и бабушки, то и все? Пиши пропало? Она не хотела спорить с отцом, как всегда, отмалчивалась. Зря. Она молчала, Фролов раздражался. Не то, все не то. На дочь опереться не удастся. Значит, партнеров он найдет на стороне. А что делать? Если в собственной семье никакого интереса не наблюдается?

Глава 6. Приятельские отношения

Суббота

18:00

– Милочка, как ты? – Жанна взяла Веронику за руку и, слегка наклонившись, заглянула в глаза.

«Участья много, чувства ноль», – подумала про себя Вероника. И тут же отогнала дурацкие мысли. Ну что придираться к человеку? И на похоронах были, и на девять дней приехали. Что, у людей дел больше нет?

Их с Жанной связывали сложные отношения. Она скорее дружила с матерью, если можно так назвать их редкие встречи. После переезда в усадьбу круг общения матери был сильно урезан. Московские расстояния диктовали свои условия.

Вероника прекрасно знала семейное предание, как отец подарил усадьбу на тридцатилетие матери, как хотел сделать сюрприз, сам делал ремонт, закупал мебель. А в итоге подарок вызвал у матери шок и полное отторжение. Непонятно, что ее тогда больше расстроило? То, что отец потратил столько денег, не посоветовавшись с ней, или она понимала, что ее увозят из Москвы, подальше от тусовок и развлечений?

Какие развлечения были у матери? Да по слухам – никаких. И тем не менее… В Москве было тоскливо, а в усадьбе – просто застрелись. Галина, в отличие от мужа, не испытывала к старине никакого пиетета. Дом и дом. Кому-то принадлежал, кто-то здесь жил. С крепостными и дворовыми. Отца истории старины увлекали и вдохновляли, а мать, наоборот, боялась возвращения к истокам, она видела в такой жизни исключительно возможную бедность.

Веронике, честно говоря, на усадьбу тоже было наплевать, за историю у них в семье отвечала Марта, а вот то, что она жила далеко от школы, не могла толком принимать участие ни в каких детских развлечениях подруг, – это ее ужасно расстраивало. Ну как так? Ее приглашает подружка к себе домой, и свободного времени у них всего час, через час предки домой заявятся, а Веронике до подруги ехать сорок минут. В какой-то момент и приглашать перестали.

А может, перестали приглашать, когда подружки побывали у них дома? Тогда Вероника эти два события не связала. Это уже потом… Потом вдруг вспомнила и поняла. Да, она жила в огромном доме. Для нее минусов больше, чем плюсов. Но в прятки играть – класс! Вероника бегала с этажа на этаж, подружки носились следом, открывали двери комнат, прятались в шкафах и на балконах. Особенно всех поразил музыкальный салон. Комната с потолком-куполом, посредине – рояль.

– А тут кто живет?

– Никто.

– А на рояле кто играет?

– Никто. Я не хочу учиться.

– А мама твоя где?

– Умерла.

Или подружки испугались трагедии, которая произошла в их доме, или почувствовали, что не было в том доме тепла, а может, и позавидовали богатству. Она ведь в обычной школе училась. И вот тоже. Как понять отца? С одной стороны, предложил им всем переехать в дворянскую усадьбу, а с другой стороны, предлагал не забывать, что все они из народа…

Мать тогда не зря плакала. Ей жить в усадьбе оставалось всего пять лет. А вот одиночество Вероники оказалось пожизненным.

Из неуверенного в себе подростка Вероника выросла в бойкую девицу. Подруги в ее жизнь приходили в основном по территориальному признаку. Немного все это походило на вынужденную эмиграцию. Выбор небольшой. Район обозначен – от сих до сих. В молодости она хваталась за любых подруг, любая улыбка ей казалась залогом большой, искренней и самой что ни на есть настоящей дружбы. А потом она поняла, что дружат не с ней, а с усадьбой, со счетами в кафе, которые она легко оплачивает, с платьями, которые можно у нее взять на вечерок, а потом не отдать, а зачем? У нее и так целый шкаф. Да. Шкаф был. И не один. Ее подружки даже не представляли, сколько на самом деле у нее есть еще тех шкафов. Но в какой-то момент она поняла, что ее используют. Все. Все до единого. Используют, а потом предают.