— Я все же считаю, что национальное достоинство куется постепенно, возможно нужны десятилетия. Высокий уровень национализма и национального достоинства — это не просто и не только любовь к Родине, к земле, на которой человек родился и живет. Как раз этими чувствами обладают почти все без исключения народы. Национальное самосознание скорее определяет зрелость нации, ее сплоченность, ее историческую ответственность, наконец, ее готовность к жертвенности и именно на сознательном, а не на чувственном уровне. Ведь ради высокого уровня национализма народ должен уметь поступиться своим спокойствием, а иногда и жизнью близких людей и своей лично. Одни лишь эмоции и чувства здесь бессильны, ибо ты продолжаешь оставаться во власти своего тела, инстинктов и довлеющего чувства, стремящегося к наслаждениям. Да, к сожалению мы находимся в цейтноте. У меня такое ощущение, что современный Азербайджан держится как государство не благодаря внутренним силам, внутренней организации, а благодаря внешним силам, благодаря мировому порядку, который не позволяет Азербайджану рассыпаться на части. Запад устраивает существующее положение вещей. Россию также устраивает, что двадцать процентов территории Азербайджана оккупирована Арменией. Почему? Это ее жирный козырь в Закавказском регионе, наряду с Абхазией и Южной Осетией. И отдавать эти козыря Россия естественно не собирается пока не получит сполна за право владения этими козырями.
Сколько стоит, чтобы какая-нибудь ракета случайно не попала в нефтяную трубу, проложенную Западом от Каспия до Турции? Вот ровно столько Россия и получит от США. А уже потом, лет через двадцать-тридцать может быть, когда все будет поделено и все будут довольны, они подумают о возврате оккупированных земель Азербайджану, — неожиданно резко выпалил Азад, потеряв самообладание.
— А что предпринимают власти Азербайджана, чтобы как-то облегчить тяжелое положение одного миллиона беженцев из оккупированных земель, я имею ввиду поиск путей возврата их обратно на их земли?
Азад, не удивляясь наивному вопросу Иосифа, пожал плечами.
— Ты у меня спрашиваешь о власти? Ты понимаешь, что произошло с Азербайджаном? Страна поставлена на колени. Народный дух сломлен. Народ потерял остатки чувства собственного достоинства, потому что он смирился со сложившейся ситуацией. Когда отдельный человек теряет чувство собственного достоинства это НЕЧТО. Но когда большинство народа — это уже катастрофа. Народ начинает жить сегодняшним днем точно так же, как уже много лет живет власть. Власть может быть временщиком и жить сегодняшним днем. Отхватил сегодня жирный кусок национального достояния и хорошо. Но если сам народ становится временщиком в своей собственной стране — это страшно. Когда люди не думают или не хотят думать о своих детях, которым жить в этой стране, это шизофрения.
— Азад, а в каком состоянии армия?
— Я не достаточно осведомлен в этом вопросе. Но судя про данным прессы, в нашей армии много проблем. Мне кажется, что наша армия еще не готова к войне. Я согласен с тем, что нам нужна сильная армия, но не для нападения, а для авторитета за столом переговоров. Ну какой смысл вести переговоры со страной, стоящей на коленях и имеющей неподготовленную армию?
— Азад, мне совсем не нравится твое пессимистическое настроение. И это так мыслит представитель интеллектуальной элиты страны. Так какое же может быть настроение у народа?
— Народ, бедный народ. Вот мы говорим о национальном достоинстве, о внешнем влиянии. А есть еще одна зараза, которой заражен мой народ. Вот я скажу сейчас диагноз этой заразы и ты будешь смеяться. Это — коррупция!
Иосиф действительно улыбнулся и развел руками.
— Но это болезнь всего человечества.
— Да, ты прав. Вообще мы не сможем назвать ни одного человеческого порока, который абсолютно отсутствовал у какого-либо народа. Да, все мы люди и все мы похожи друг на друга. Поэтому и социальные и моральные болячки у нас у всех одинаковые в той или иной степени. Это понятно. Но я о другом. Я говорю о МЕРЕ. У всякой вещи есть своя МЕРА. Так?
— Так, — кивнул Иосиф.
— Если национализма и денег у народа много — это хорошо! Но если коррупции много — это плохо. Правильно?
— Да, это очевидно.