Последняя иллюзия

— Ну, во-первых, я откровенно сознался и каюсь за ошибки, которые совершил. Как же без ошибок. И если бы мне пришлось все пережить вновь, разумеется, сделал все от меня зависящее не повторять их более. Но по большому счету не о чем не жалею. Потому что мы это сделали, чтобы изменить нашу страну, не разрушить, заметьте, а изменить, сделать ее открытой, свободной. Открыть людям глаза, показать где истина, а где ложь. Мы хотели, чтобы люди научились трудиться, работать, хотели дать возможность людям зарабатывать деньги. Хотели, чтобы люди поняли, что именно они решают свою судьбу. Хотели создать условия, чтобы люди покинули свои пенечки ожиданий — словно безногие, безрукие, безголовые. Но к сожалению в России все попытки реформации общественного устройства сгорали в рабской психологии людей. Согласен, при царизме, до тысяча восемьсот семьдесят первого года существовал рабовладельческий строй. Но позвольте, наряду с этим существовало правосознание, существовал какой-то закон. Но когда эта несчастная страна оказалась в руках Советской власти, то эта власть, кроме всего прочего, уничтожила адвокатуру как Институт защиты прав личности, поскольку таких прав в Советском Союзе не существовало. Вместе с ролью адвоката было уничтожено правосознание, был нанесен сокрушительный удар по той части человеческого сознания, которая отвечала за законопослушание. У нас обладание властью не значит соблюдение закона. Для советских людей такие слова как демократия, закон, мораль, справедливость, навсегда утратили значение и силу. В нас сидит прочно страх, саморедакторство, неверие, безбожие, лицемерие.

И потом, для России более характерно не свобода, а воля: что хочу то и делаю (анархия). Ведь свобода это ответственность, обязательства. А в России человек дорывается до власти, чтобы делать, что хочет, а не то, что должен.

— Вы знаете, Александр Николаевич, даже я заметил, что люди, которые называют себя демократами, либо национал-демократами у вас в России, в Азербайджане и видимо в остальных бывших республиках Советского Союза, не способны договориться между собой. Так что же говорить о том, чтобы им поверили простые граждане и пошли за ними. Почему у людей, считающих себя демократами, всегда личные амбиции оказываются сильнее здравого смысла?

— Совершенно верно вы это заметили. И вы знаете, это не зависит от возраста. И старое и молодое поколении демократов грызутся между собой, как кошка с собакой.

— Откуда же этот эгоизм и амбициозность у бывших советских интеллектуалов, называющих себя демократами? — еще раз переспросил Иосиф.

— Я думаю, что они тоже часть народа, и в глубине мало чем отличаются от них. Можно сказать, что только образованием, идеологией, цивилизованностью, но все это наносное и поверхностное. Наша интеллигенция всегда была весьма податлива к ласкам власти. Великий Набоков как-то написал про советскую интеллигенцию, что она похожа на дворню, болтающую о барине. Соберутся на конюшне и чешут языками. А позовет барин — тут же бегом и готовы к услужению.

И сегодня то же самое. И то, что сейчас в России авторитаризм побеждает либерализм, немалая заслуга все той же нашей, доморощенной интеллигенции, ибо никто не поддался под влияние авторитарных идей с такой субъективной готовностью, как интеллигенция. С другой стороны, власть всегда культивирует конформизм — это особый вид цивилизованного рабства. Именно в интеллектуальном и психологическом конформизме нашей политической элиты заключается трагедия современной России.

Так что, все дело в нас самих, в каждом из нас. Мы добивались свободы, но оказалось, что она нам не нужна. Мы не умеем ею пользоваться. Главные наши проблемы лежат в психологической области, а не в политической или экономической.

Кто мы? Стучащие на соседа, радующиеся тому, что кто-то «получил». Одни стучали, другие молчали. Кто в органах работал? Люди из породы злодеев? Нет, обыкновенные люди. Кто мы такие?

И пока мы не ответим на этот вопрос, ничего мы в России не построим.

Надо всему обществу, от головы до хвоста, покаяться. Ведь это мы старались растоптать ближнего (или убить). Мы травили и расстреливали себе подобных, доносили на соседей и сослуживцев, разоблачали идеологических «нечестивцев» на собраниях. У нас было всеобщее доносительство. Виноваты мы все. Сейчас часть общества уже признает, что Ленин был злодеем, а кто мы? Отвечаю, мы все еще в душе рабы. До сих пор рабы, позволившие и позволяющие проводить над собой эксперименты. Что мы сейчас делаем? Мы создаем сильное государство. А на деле это всего лишь диктатура чиновничества — бюрократура! С другой стороны, начались игры в патриотизм. А что такое в действительности сильное государство? Это в первую очередь свободный человек, богатый, независимый и незлобный человек.

— Так что же все-таки Россия? Это не Запад и не Восток.

Что-то среднее, либо она сама по себе?