Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

— Моя секретарша и бухгалтер — та, что оформляла ему документы. Что, разве это секрет?

— Не отвечай вопросом на вопрос! Знал кто-нибудь, когда именно Том едет в Таллин, как поедет и каким транспортом?

Сизов задумался.

— Нет, пожалуй, никто из наших женщин не знал.

— Но тебе ведь он сказал?

— Да, сказал, но не мне, кому-то другому, он звонил по телефону.

— Из твоего кабинета?

— Да.

— И что он сказал?

— Сказал, что все улажено и послезавтра рано утром он едет в Таллин.

— Так. С кем он говорил?

— Этого я не знаю.

Мужчина за компьютером поднял голову и внимательно слушал. Его это, видимо, очень заинтересовало.

— Номер телефона не заметил? — продолжал спрашивать Стабиньш.

— У Тома он был записан — он смотрел в книжечку, — вспомнил Сизов.

Человек в кожаной куртке поднялся, вынул из своего кейса блокнотик в светлом кожаном переплете и положил на столик перед Сизовым.

— Этот блокнотик?

Сизов взял его в руку и, повертев, подтвердил:

— Да, он самый.

— Номер не запомнили?

— Кажется, начинается с шестерки. Я видел, как он нажал первые клавиши, потом могла быть четверка или тройка, точно не знаю.

— Неплохо для начала, — человек в кожанке довольно улыбнулся Стабиньшу, — неплохо. Так, значит, это тот самый блокнотик, — повернулся он к Сизову. — Тот самый, с которого Владислав Стрижельский считал номер телефона, начинавшийся с шестерки, я вас правильно понял, Сизов? Потом шла тройка или четверка, — подчеркнуто уточнил он.

— Скорее четверка, — буркнул в ответ Сизов.

Стабиньш вопросительно посмотрел на мужчину за компьютером, будто прося разрешения продолжать допрос.

Ответный жест означал согласие.

— Ну так вернемся к нашим баранам, — продолжал Стабиньш. — Кто знал, в какой день Том выедет в Таллин, во сколько и каким транспортом? Думай живее, Полено, думай! — подгонял Стабиньш.

Сизов был в растерянности. Сидел и кусал тубы.

— Не знаю, не знаю, наверно, никто, — тихо пробормотал он.

— Ты знал, Полено, один ты знал! Ты решил украсть у Тома деньги, которые он вез в Таллин, чтобы перекупить наркотики, прибывшие из Узбекистана, ты решил вместо Тома переправить их в Бельгию. Ты, Полено, вместе с Бегемотом-Роботом, с этим толстым кабаном, Робертом Зивертом. Вы оба встретили на дороге Тома и Ванду. Ты убил Тома, а толстый Бегемот-Зиверт изнасиловал и задушил Ванду Плесковскую, вы взяли деньги и тю-тю, поминай как звали. Заодно ты, Полено, рассчитался с Томом за зону, где Том тобой помыкал, сделал тебя своей шестеркой, гонял как сидорову козу и над тобой глумился. Что, сладка месть, правда? Потом вы хотели утопить оба трупа — Тома и Ванды — в озере, однако не вышло. У нас есть доказательства, больше чем нужно. Где машина Тома? — уже кричал Стабиньш и бил ладонью по столу так, что звенели кофейные чашки в буфете. — Где деньги?

Лицо у Сизова побелело, потом стало наливаться кровью и набрякло так, что казалось, вот-вот лопнет. Он вдруг поднял руки кверху, вскочил и, хватая ртом воздух, стал истерически кричать:

— Нет, нет, — трясся он как в ознобе. — Нет, нет, мокрое вы мне не пришьете! Я не убивал Тома и Ванду. Нет и нет, я Ванду знать не знаю! Никогда я никого не пришивал. Никакого толстого кабана не знаю. Я не из тех, вы же сами знаете, кем я был, нет, нет, нет! — Схватившись за голову, он повалился и катался по полу, дергаясь в судорогах.

Дверь распахнулась и в комнату влетела растрепанная жена в одной ночной рубашке.

— Что вы делаете, ироды! — кричала она. — Что вы делаете! У него больное сердце, хотите его угробить! В то утро нигде он не был. Дома он спал, здесь, дома! Дома! Со мной в постели!

Марис и один из полицейских пытались женщину урезонить.

— Уберите ее! — твердым голосом скомандовал Стабиньш.

Но увести ее было вовсе не так просто. Женщина не давалась, дралась, плевалась, отбивалась ногами. Наконец все же удалось с ней справиться и оставить в другой комнате под охраной.

— Посадите Сизова в кресло, — уже спокойнее сказал другому полицейскому Стабиньш и сам же ему помог.

— На вот тебе, Сизов, — Стабиньш дал ему таблетку валидола. — И пройдет.

Сизов выглядел совершенно измочаленным.

— Нет, я не виноват, — тихо бормотал он, вытирая лоб. Он утих, как стихает гроза, когда лишь редкие капли с крыши напоминают о проливном дожде.

— Ну так слушай, Полено, что я тебе скажу, — уже спокойнее продолжал Стабиньш. — Положим, что ты не виноват, но кто же тогда? — Он пожал плечами. — Ты один знал время и место, куда Том поедет, знал, что Том везет крупную сумму денег, и к тому же имел на него зуб. Что еще нужно суду? Вышка тебе, дружок, кранты, пуля в затылок, потом в ящик и похороны без музыки…

Стабиньш выдержал паузу, оценивал произведенное впечатление.

Сизов снова стал белый как мел.

— Подумай хорошенько, Полено, может быть, все же кто-то знал?

Тот наморщил лоб и, показав пальцем на приоткрытую дверь в другую комнату, шепотом сказал:

— Пусть она там не слушает!

Марис подошел к двери, открыл пошире и посмотрел. Там больше никого не было. Он плотно закрыл дверь и сел на прежнее место.