Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

Язык у Розниекса стал сухим, ему сделалось жарко, вспотели ладони. Ему захотелось сказать Ингуне что-нибудь нежное, поцеловать ее хотя бы в бархатную загорелую щечку. Он поднялся со стула, чтобы приблизиться к ней. Ингуна молча смотрела на него. Но Розниексу не хватает смелости: он боится, что Ингуна сразу даст ему отставку, и тогда он не сможет уже больше наслаждаться тем радостным чувством, которое вызывает у него ее присутствие. Розниекс, такой энергичный и деятельный, даже в чем-то суровый на работе, в обычной жизни был очень застенчивым, даже медлительным и нерешительным. Он частенько ругал себя за это. Валдис отвел взгляд от Ингуны, подошел к столику, налил в стакан фруктовой воды и медленно выпил. Но, словно опомнившись, буркнул:

— С вашего позволения… — а внутренне обругал себя: «Молокосос!». Ингуна, видно, почувствовала его психологическое состояние и решила продолжить разговор.

— Вы верите в теорию Чезаре Ломброзо, что склонность к преступлениям врожденна и зависит от строения черепа?

— Это чересчур упрощенная теория, — Розниекс ухватился за слова Ингуны, как утопающий хватается за спасательный круг, — Ломброзо под этим, по-видимому, подразумевал строение мозга в черепной коробке, которое и определяет форму черепа. А строение мозга, вернее, его содержание часто определяет наследственность. Оно может быть унаследовано от родителей, от прародителей и даже от более отдаленных предков. От содержания мозга и зависит ум человека, его интеллект, способности, образ мышления, наклонности. Частенько зависит и многое в жизни человека, но отнюдь не все. Немалую роль играют воспитание и среда, в которой человек живет, а кроме них, и внешние факторы и обстоятельства, с которыми он встречается на жизненном пути.

— Как вы считаете, случайность может сыграть решающую роль в поведении человека на каком-то определенном этапе жизни?

— Определяющую — нет, — возразил Розниекс. — Человек может справиться со случайностями, если у него достаточно сильный характер, но они могут иметь большое значение для него, многое изменить в его жизни.

— Вы противоречите сами себе! — Взгляд Ингуны стал насмешливым. — Если случайность может многое изменить в жизни человека, то получается, что он не может справиться со случайностями. Мы все равно пришли к общему знаменателю: в нашей жизни от человека очень часто совершенно не зависит многое, а наш преступник — тоже человек! — Ингуна произнесла последние слова даже как-то возвышенно. — Поэтому мы, юристы, обязаны принимать во внимание, на сколько процентов, простым языком говоря, виновен сам преступник и на сколько процентов — случайное совпадение, наследственность, воспитание, окружающая обстановка, общество, социальные условия, интеллект, психическое состояние, общее развитие и сама судьба, если мы в такую верим. Ведь вы прекрасно знаете, сколько умственно отсталых и дебильных детей становятся преступниками, причем чаще всего потому, что они ни на что другое не способны. — Ингуна немного подалась вперед, подперла подбородок ладонями и с нескрываемым любопытством смотрела на Розниекса.

— Вы опять рассуждаете односторонне. Разве мало встречаем мы умных, одаренных, ловких, изворотливых и интеллектуальных преступников? Именно они — наиболее опасны. У них и преступления других масштабов и оборотов, отнюдь не примитивные, а хорошо разработаны и спланированы, а потому и труднее раскрываемы. Взять хотя бы наше дело об убийстве в лесу возле Дзирнэзерса. Его сработали не простачки и дилетанты, напротив, мы имеем дело с изощренным противником. Вот почему все это становится похоже на войну умов. Причем не могу сказать, что мы всегда бываем победителями. Отнюдь нет. Или возьмите историю с Марисом. Они хорошо продумали все мероприятие, а результаты — очевидны. Нам со Стабиньшем был предъявлен основательный шах, ведь нас отстранили от дела. Они, правда, рассчитывали на шах и мат, но мат они получат сами. — Розниекс откинулся на стуле, почувствовав, что успокоился.

Ингуна слушала его внимательно и с интересом.

— И как вы думаете сделать такой ход? — спросила она слегка кокетливо.

Но Розниекс вдруг интуитивно почувствовал какую-то перемену в Ингуне. Что-то неосознанное заставило его насторожиться. «Может, ошибаюсь?» — подумал он и поднял глаза на Ингуну. «Может, потому, что Ингуна — адвокат, так сказать, процессуальный противник?»

Ингуна, словно понимая сомнения Розниекса и желая их развеять, продолжала: