Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

Шурша мягкими шинами, по лабиринту узких кривых улочек Старой Риги без огней крадется новенький «мерседес». Позади остается темный, окутанный мглою рельеф греческих богов на одном из зданий. Но древнегреческие боги едущих не пугают. Машина ловко заруливает в тесную мощеную улочку и останавливается. Из нее выходят четверо. Бесшумно закрывают дверцы. Они в темных комбинезонах, на лицах маски. Высокий мужчина со складной алюминиевой лестницей и альпинистскими «когтями» в руках легко шагает впереди. За ним, пыхтя и отдуваясь, широко ступает толстяк, что вдоль, что поперек. Рядом с ним, едва поспевая за остальными, семенит щуплый недомерок с необычно длинными руками и большой головой, похожий на детеныша гориллы. Последним выходит шофер, бросает критический взгляд на автомобиль, желая увериться, что он в надежном укрытии, потом, оглядевшись вокруг, словно нехотя следует за остальными. Длинный садится на порог ближайшего дома и ловко пристегивает к альпинистским ботинкам «когти». Затем встает, раздвигает лестницу, приставляет ее к стене коттеджа оригинальной постройки и ловко, как цирковой гимнаст, по ней поднимается. Добравшись почти до третьего этажа, вонзает «когти» в цемент кирпичной кладки стены. Привязывает себя капроновой веревкой к железному стояку, подтягивает лестницу, крепит ее крюками к выступу под окном четвертого этажа и взбирается наверх. Вынув из широкого кармана комбинезона алмаз, он ловко, у самой ручки вырезает кусок стекла и открывает окно. Проделав то же самое со второй рамой, он тихо влезает в окно, втаскивает за собой веревку, лестницу, снимает альпинистские ботинки и обувает мокасины. Попав в роскошную гостиную, вор бесплотной тенью проскальзывает через нее и безошибочно попадает в прихожую. Ощупывает взглядом дверь, вытаскивает из кармана щипчики и, встав на стул, перекусывает провода сигнализации. Потом тихо отпирает несколько французских замков. За дверью уже нетерпеливо топчутся остальные. Сообщники, поднявшись по лестнице один за другим, тихо, без единого слова входят в элегантную, со вкусом обставленную мебелью цвета слоновой кости спальню на втором этаже квартиры. По ярким персидским коврам неслышно проходят к солнечного цвета бархатному пологу, скрывающему резьбой по дереву украшенную кровать, где сладким утренним сном спит супружеская чета: он — брюнет лет сорока, она — моложе, светлые волосы волной рассыпаны по подушке.

Длинный отдергивает в стороны тяжелый полог. Спящие не просыпаются.

— С добрым утром, — пыхтя как паровоз, изрекает толстяк.

Первой просыпается женщина. Она рывком садится в постели, широко раскрыв глаза, смотрит на вошедших и в ужасе вскрикивает. Но детеныш гориллы тут же рукой зажимает ей рот.

Мужчина, открыв глаза, быстро сует руку под подушку. Однако длинный его опережает. Ладонью бьет мужчину по руке и достает из-под подушки автоматический пистолет. Двое других, крепко схватив мужчину за плечи, ставят его на ноги.

— Не спеши, дорогой, — нараспев тихо говорит шофер. — Чему бывать, того не миновать. — И скалится при этом.

Толстяк, не спуская глаз с женщины и медленно качая большой головой — как удав при виде кролика, — движется к кровати. Мужчина взвывает как раненный зверь и изо всех сил рвется к жене — защитить ее. Но двое держат его железной хваткой. Детеныш гориллы короткими, сильными ударами бьет мужчину по лицу и злобно смеется:

— Стой спокойно, ничего с твоей бабой не станется. Большой кайф будет, и только.

— А ну-ка быстро показывай, где доллары, марки! — добавляет длинный. — Где золотишко, бриллианты! Показывай живо, а то неровен час — толстяк твою бабу придушит, и каюк!

Лицо мужчины багровеет, вздуваются на висках жилы — вот-вот лопнут. Шофер бьет мужчину ладонью по шее.

— Не слышишь, что ли, шевелись, падла!

Неестественно дергая плечами и оглядываясь, мужчина пятится назад; в глазах страх за жену. Подбегает к шкафу, распахивает дверцы.

— Вот, хапайте, жрите, подавитесь, чтоб вы сдохли! Только отпустите жену, не трогайте мою жену! — кричит он, выкидывая из шкафа пачки долларов и марок. Потом подбегает к туалетному столику, открывает ящички и бросает на пол драгоценности — кольца, браслеты, ожерелья.

В то время как шофер держит его под прицелом пистолета, длинный ловко подбирает деньги и ценности и рассовывает в широкие карманы комбинезона. Потом, распрямившись, подходит к мужчине.

— Слушай меня внимательно, Лева, — наставляет он. — Паук велел тебя пришить вместе с твоей марухой, а хазу спалить, чтобы ты не лез в чужую малину, понял? Но я сегодня добрый, — он многозначительно подмигивает. — Я в хорошем настроении, и ты должен это ценить. Смекаешь, Большой лев?

Мужчина с ненавистью щерит зубы.

— Передай, что ему это так не пройдет, — отвернувшись от Длинного, он с угрозой смотрит на остальных. — Попомните мои слова, кровью харкать будете, сявки[1].