Последняя искра (СИ)

Я даже губы удивлённо скривила. Вампирюга-то, оказывается, интеллектуал-книголюб, а не тупой солдафон, коим я его окрестила в отместку в уме.

Оставив площадь позади, мы спешили за рогачами. Акитар шагал рядом, тёмные — на шаг позади. Но к моему недоумению мы прошли мимо просторного, окутанного дымом тлеющих в подставках благовоний молельного зала, в который спешила основная масса прихожан.

Преодолев несколько узких переходов, мы оказались во внутреннем дворе храма. Вдоль кирпично-песчаной стены тянулись хозяйственные постройки, притаился колодец и пара лысеньких, опаленных солнцем розовых кустов. В центре двора расположились солнечные часы, а поодаль — соломенная крыша на каменных подпорках всего с одной задней стеной-шкафом на низеньких, как пеньки, сваях.

— Пришли, — кивнул рогач и остановился, стоило нам спуститься к подножию каменной лестницы.

— Разве? — с непривычным для меня высокомерием оглядела Эдана двор.

Звуки города здесь, как и за дворцовой стеной стали тише. Только из храма за спиной доносился пчелиный гул голосов, молитв и славящих песен.

— Это единственное место в столице с ликами иных Великих, — сказал Акитар, поймав и мой недоуменный взгляд.

Что ж, и на том спасибо. В людских землях и такого не сыщешь. Поклоняться другим богам там, насколько мне известно, не запрещено, но молелен другим Великим не ставят. В Онтасе уж точно.

Мы с Эданой мельком переглянулись, в несколько шагов пересекли дворик и, сжимая в ладонях по свёрточку, перетянутому тёмной нитью, покорно подошли к молельне. Поднялись под навес по ступенькам, но не из благородного красного камня, а из обычного солнечного кирпича.

У стены в неглубоких нишах разместились небольшие фигурки пяти богов, закутанных в плащи. Все они имели одинаковую высоту и форму. Женские лики ничем не отличались от мужских, разве что по цвету материала определить принадлежность фигурки к божеству представялось возможным.

На сей раз без переглядок мы подошли к фигуре из тёмного камня.

У ног уменьшенной версии Сореса, сокрытых каменными складками из мориона или, быть может, обсидиана, была вмонтирована полукруглая чаша из матового, чуть подкопченого языками пламеня стекла. На дне уже лежали свёртки с монетками, цветы и перетянутые нитью трубочки-записки, которые в конце дня, должно быть, сжигают прямо здесь.

— Сюда класть подношения, — зачем-то указала Эдана зажатым в кулаке свёртком на чашу.

Я кивнула. Кажется, не я одна чувствовала неловкость и растерянность.

К счастью, в эту самую секунду подошла тёмная дама в цветастом платке, повязанном поверх бёдер на манер местных модниц. Пробормотала что-то, поднесла свёрток к губам, а затем ко лбу. Поклонилась, опустила кулёк в чашу, развернулась и затопотала сандалиями по ступенькам, спеша прочь.

Недолго думая, мы с Эдой проделали то же самое, но уходить не спешили.

— Наверное, теперь нужно обратиться к Соресу, — покосилась Эдана на высокого эльфа, оставившего записку богу-покровителю Итаэру.

— Да, наверное, — тоже глянула я на темнокожего нимфу, склонившегося перед бирюзовой фигуркой Ириты.

Не говоря больше ни слова, мы с Эдой обе прикрыли глаза, но остаться наедине с Соресом не выходило. Тут и с собой-то наедине остаться та ещё проблема, как оказалось! Прихожане стучали башмаками по каменному полу, бормотали просьбы и бросали с глухим стуком свертки.

Постояв немного, я честно пыталась обратиться к Тёмному богу. Рассказывала мысленно, что со мной приключилось, и как я нуждаюсь в его помощи.

— Хоть совет дайте, хоть слово скажите, — прошептала я, открыв глаза и наблюдая, как тёмный, недобро скосившись на меня, кинул бумажный кулёк в ванну с подношениями.

— Это всё, на что я способна, — без особого энтузиазма протянула Эдана, тоже открыв глаза. — Возвращаемся?

Я расстроенно кивнула. Разочарование подъело былое волшебное настроение.

«Ну сколько можно? — думала я, отбивая дробь по каменному полу храма Ворта. — Прав Велор, Великие на ухо туговаты. А уж от Тьмы Первородной и вовсе добра ждать не следует.

Мы уже порядком отошли от храма, окунувшись в суету торговой части Эр-Аворт, как раздался старческий говорок.

— Милые девушки, сжальтесь, подайте хоть медную монету.

Голос по первости слабый, с каждым слогом крепчал и прорезал общий монотонный шум подобно грозовой молнии.

Я заозиралась, но кольцо воинов сжалось теснее, заслоняя Эдану и меня вместе с ней от толкотни. Толпа благоразумно обходила стороной живую капсулу, тележки катились, скрипели колёса и пахло острыми специями и прогретой на солнце пылью.

— Мне что и монету подать уже запрещено? — взвилась Эда, расставив руки, словно рассерженная птица крылья. — Да расступитесь же! Никуда я не сбегу, чтоб вам всем…

Пустынники на удивление беспрекословно отошли, а вот тёмные лишь на четверть шага отступили. И буравили взглядами, почему-то именно меня. Да так, что будь здоров.

Внутри в ответ что-то дрогнуло, сорвалось с цепи, и мне до смерти захотелось оскалиться. Прямо как дикий зверь!