Последняя из древних

Они были малоподвижны и неторопливы. Дочь зажгла жировую лампу и смотрела на движение теней по краю норы. Чадящая лампа замерцала, и она представила, будто Струк с ними. Она рассказывала ему истории, ее пальцы отбрасывали тени. Он вырастет самым сильным на земле, несмотря даже на свои узловатые коленки. Он будет рычать так громко, что распугает всех больших кошек. Его копье будет пронзать грудь зверям. Он будет бесстрашен, и все Большие Матери будут приглашать его к их очагам. Он будет даже прекраснее, чем Сын, – с более крупными мышцами, блестящими волосами и мудрыми глазами, скрытыми подо лбом.

Она приподнялась на локте и хотела посмотреть на свою ракушку, но вспомнила, что та осталась на шее у Струка. Вместо раковины она приложила к уху ладонь. Толку от этого было мало, но ведь можно воспользоваться воображением. Внутри сложенной ладони она слышала что-то вроде шума моря. В ее волосах был песок, а кожа чесалась от соли. Волна с гулом упала на берег. Вдали прыгали и ныряли большие океанские рыбы. Их хвосты были широкими, как деревья, а спины вздымались над поверхностью воды, как горные гряды. В раковине ее ладони была новая земля.

Время ползло, и однажды Дочь, выглянув, увидела клыки льда, толкающие дверной клапан. Если не считать выпуклости живота, она совсем исхудала. Руки были как у старухи – они потеряли все признаки мышц. Колени подгибались, кожа сморщилась. Она чувствовала, что ее щеки впали, а скулы обтянулись. Бедро болезненно вонзалось в твердую землю. Коленные чашечки торчали как луковицы. Ее тело поедало собственное мясо в качестве топлива. Знак того, что ее дела плохи.

Дочь потянулась за последним куском мяса. Это была тонкая полоска белки, которой им не хватило бы на сутки. Она почувствовала толчок в животе. Увесистый и достаточно сильный, чтобы причинить боль. Она положила руку на место толчка и нащупала маленькую ногу. Нога снова пнула, как будто требуя, чтобы мясо, которое она только что взяла, пошло только в одно место.

Она оторвала полоску белки и положила в рот. Она сосала, пока мясо не стало мягким. Последние соленые соки, оставшиеся в мясе, скользили ей в глотку. На мгновение она оказалась в тепле. Как будто солнце пробилось сквозь облака и осветило ее. «Еще, еще», – умоляло и требовало ее тело.

Девушка откусила еще кусок, тепло взобралось ей на спину и помогло сесть. К ней будто вернулась сила, которой не было уже несколько дней. Она жевала и жевала, и ребенок внутри нее успокаивался. Толчки прекратились, ребенок вел себя тихо. Тепло омывало ее кожу, она знала, что еще несколько кусочков – и ребенок заснет. Она тоже будет спать, впадет в глубокий сон, который восстановит ее кровь. Сон сохранит ей жизнь, оставит в живых, можно надеяться, что достаточно надолго, чтобы она увидела конец сезона бурь.

Что-то толкнуло ее в руку. Дикий Кот почуял запах мяса и опустил голову. Она продолжала жевать. Кот поднял свои раскосые глаза. Его мысли нетрудно было прочесть. Если бы он мог, он отнял бы мясо. Он может скучать о теплом человеческом теле, но еда важнее. Она знала, что он съел бы ее, если бы смог, и не винила его в этом. Просто коты так видят мир. Но Дикий Кот не пытался отобрать у нее белку или вцепиться ей в горло. Он знал, что не справится с ней, особенно когда он так слаб и голоден. И, возможно, ему нравилось ощущать ее тело рядом со своим. Вместе им было уютно. Она тоже опустила голову, чтобы показать Дикому Коту свое уважение. Она оторвала крошечный кусочек белки, чтобы кот немного порадовался еде. Дочь смотрела, как он жует. Сняв с пояса последний кусочек белки, она потянулась вперед, чтобы погладить Дикого Кота. Они смотрели друг другу в глаза, и она наклонилась, чтобы они могли соприкоснуться носами. Дочь поднесла белку ко рту кота, он откусил кусочек и замурлыкал.

Пока Дикий Кот жевал, она обняла пушистое тело. Дочь чувствовала, как он доволен, и у нее самой текли слюнки, когда она представляла радость от сока, скользящего ей в горло. Она прижалась щекой к мурлычащему коту и почувствовала его тепло. Затем ее руки сжали челюсти Дикого Кота. Она подвинула колено и прижала его. Быстрым движением Дочь свернула коту шею.

26

Кошачье мясо закончилось очень быстро. Бури продолжались, и Дочь понимала, что таяние снегов, вероятно, застанет ее уже на другой стороне земли. В некотором смысле она была готова к этому. Она уже похоронила себя в норе у корней дерева. Может быть, медведи так зарываются по этой же причине? Если тело погибло во время зимних бурь, к весне оно оказывается уже похороненным.

Так она думала, пока не почувствовала первые родовые схватки. Они разорвали ее тело, и она пробудилась, живее, чем когда-либо и чем ей в тот момент хотелось. Каждый нерв встал дыбом. Ребенок был на подходе.