Последняя из единорогов

– Девочка моя, Суз, для него уже нет обратной дороги и для тебя тоже. Ты пришла к нему с просьбой совершить последний подвиг, потому что такова была твоя судьба, а его судьба в том, чтобы исполнить твою просьбу, – и ни ты, ни он иначе поступить не могли, такие уж вы люди. Теперь ты должна быть такой же храброй, как он, и посмотреть, чем все закончится. – Тут она спохватилась и поправилась: – Вернее, подождать, пока не узнаешь, чем все закончилось, поскольку в лес ты с нами, разумеется, не пойдешь.

– Пойду, – ответила я. – Ты не можешь мне запретить. Никто не может.

Я больше не шмыгала носом, ничего такого. Просто сказала это, вот и все.

Молли отстранила меня на расстояние вытянутой руки и немного тряхнула.

– Суз, – сказала она, – ты сможешь пойти с нами, если дашь мне слово, что тебе разрешили это твои родители. Они разрешили?

Я не ответила. Она встряхнула меня еще раз, послабее, говоря:

– О, это был дурной вопрос, прости мне его, мой милый друг. Я со дня нашей встречи знала, что ты никогда не научишься врать. – И Молли, зажав мои ладони своими, сказала: – Если можешь, отведи нас к Телесу, Суз, там мы и попрощаемся. Сделаешь это для нас? Для меня?

Я кивнула, но не ответила ни слова. Не могла, горло слишком болело. А Молли стиснула мои ладони и сказала:

– Спасибо.

Подошел Шмендрик, подавший ей не то глазами, не то бровями какой-то знак, и Молли ответила: «Да, знаю», – хоть он и не промолвил ни слова. И направилась с ним к королю Лиру, а я осталась одна, стараясь справиться с бившей меня дрожью. Не сразу, но получилось.

До Телеса было не так уж и далеко. Они нашли бы его и без моей помощи. Его опушку видно с крыши пекарни Эллиса, на том краю деревни она – самая высокая. Он всегда темен, даже если ты не входишь в него, а просто видишь издали. Не знаю, в чем тут причина, в дубах ли его (у нас про дубравы и обитающих там существах чего только не рассказывают), или в каких-то чарах, или в грифоне. Может быть, до того, как туда прилетел грифон, все было иначе. По словам дяди Амброза, сколько он помнит Телес, тот всегда был плохим местом, но мой отец говорит: нет, он с друзьями часто охотился там и пару раз устраивал с мамой пикники – ну, в молодости.

Король Лир ехал первым, выглядел он величаво и почти молодо – высоко поднятая голова, над которой веял синий плюмаж шлема, походивший больше на знамя, чем на пучок перьев. Я собиралась поехать с Молли, однако, когда проходила мимо него, король склонился в седле, и оторвал от земли, и усадил перед собой.

– Ты будешь направлять меня, маленькая, и составлять мне компанию, пока мы не достигнем леса, – сказал он.

Я почувствовала гордость, но и страх тоже, ведь король был так счастлив, а я знала – он направляется навстречу смерти, желая поквитаться за рыцарей, которых отправил биться с грифоном. Я не пыталась предостеречь его. Он меня и слушать не стал бы, это я тоже знала. Ни меня, ни бедную старую Лизен.

По пути король рассказывал мне о грифонах.

– Если ты когда-нибудь повстречаешь грифона, маленькая, помни, на драконов они не похожи. Дракон – это просто дракон; когда он налетит на тебя, сожмись в комок, но не теряй головы и ударь его в подбрюшье, – и победа будет за тобой. Но вот грифон… Грифон – это два нисколько не схожих между собой существа, орел и лев, слитые в одно каким-то богом, который обладает присущим богам чувством юмора. И оттого в груди грифона бьется сердце орла, но также и сердце льва, и если ты надеешься уцелеть в сражении с ним, тебе придется пронзить оба, – говорил он весело и крепко удерживал меня в седле перед собой, повторяя и повторяя, как это водится у стариков: – Два сердца, никогда не забывай об этом, а то многие забывают. Сердце орла и сердце льва – орлиное сердце и львиное. Никогда не забывай, маленькая.

Мы проезжали мимо пасших овец и коз людей, которых я знала, и они махали мне руками, и окликали, и выкрикивали шуточки и так далее. Короля Лира они приветствовали тоже, но не кланялись ему и шапок не снимали, поскольку не узнавали его, никто же не знал короля в лицо. Его это, по-моему, радовало, – что также, я думаю, отличало нашего короля от большинства других. Впрочем, он был единственным знакомым мне королем, поэтому наверняка ничего сказать не могу.

Телес, казалось, потянулся к нам еще до того, как мы приблизились, длинные, похожие на пальцы тени пролегли по пустым полям, листья дубов мерцали и перемигивались, хоть никакого ветра не было. Каждый лес обычно шумен и днем, и ночью, нужно просто стоять на месте и слушать птиц, букашек, ручьи и прочее, но Телес всегда безмолвен, безмолвен. И оно тоже тянулось к нам, его безмолвие.

Мы остановились там, откуда до леса можно было добросить камень, и король Лир сказал мне: