Последняя из Лунных Дев

С этим Лиззи не могла поспорить. Ей действительно больше по душе была именно практика. Однако у Шенье имелся для этой части процесса целый штат высокооплачиваемых сотрудников. Ее же работа состояла в том, чтобы придать их творениям некое лицо, создать для каждого фирменного аромата свою особую индивидуальность, а потом построить вокруг этого маркетинговую кампанию. Лиззи, конечно, совсем не так представляла свою будущую профессиональную жизнь много лет назад – однако эта работа имела свои преимущества. И, возможно, однажды она выльется во что-то большее. У нее хорошо получалось то, что она делала. Даже очень хорошо. Однако она все равно очень тосковала по творческой части процесса, по восхитительным внезапным озарениям, по той интуитивной прозорливости, что когда-то впервые привлекла ее к созданию парфюма – по самой магии запахов, наконец.

– Моя работа доставляет мне удовольствие, – без каких-либо эмоций ответила Лиззи. – И для меня была большая удача, что пять лет назад я переступила порог фирмы Шенье. Теперь я там креативный директор.

Тут Ранна замотала головой, и глаза ее заблестели:

– Никакая это не удача, Лиззи. Сколько я тебя помню, парфюмерия была у тебя в крови. Ты постоянно экспериментировала с ароматами, давая своим духам совершенно потрясающие названия. Как назывался тот, что мне так нравился?

– «Песнь Земли», – тихо ответила Лиззи. – Твоими любимыми духами были «Песнь Земли».

– Точно! Они самые! Это был такой потрясный, умиротворяющий аромат. Такой прохладный и землистый – точно прогуливаешься по лесу.

– Можжевельник, розовый перец, мускатный шалфей и ветиверия, – по памяти перечислила Лиззи.

– Ты и правда это помнишь! – изумилась Ранна.

– Я помню их все.

– Понимаю, – кивнула Ранна. – Как и я свои картины. Каждая для меня особая по-своему. Наверное, поэтому вся эта офисная дребедень всегда была мне так не понятна. Я бы там сошла с ума! Но раз уж тебе это нравится… – Она ненадолго умолкла, затем снова с прищуром посмотрела на Лиззи: – Тебе ведь это нравится, верно? И Нью-Йорк, и твоя должность, и все прочее?

– Естественно, нравится, – ответила Лиззи, злясь на себя за то, с какой досадой это прозвучало. – С чего это ты вдруг так заинтересовалась моей карьерой?

– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Реализована, понимаешь? Потому что ты этого заслуживаешь. Ты была настолько необыкновенной девчушкой! Я, помню, все думала: «Как это в такой маленькой головке умещается столько всевозможной информации!» Ты даже заставила меня сильно пожалеть, что я не проявляла такого же внимания, когда сама была девчонкой и Альтея пыталась меня чему-то учить. – Уголки рта у нее опустились, и лицо снова стало мрачным. – Но, по крайней мере, у нее была ты. А у тебя было так много изумительных талантов – и ты была совершенно не такой, как я. Меня всегда это очень радовало.

Лиззи даже не знала, на которое из этих откровений Ранны ответить в первую очередь.

– Меня вообще сильно удивляет, что ты помнишь меня ребенком.

– Я помню намного больше, чем ты думаешь, Лиззи. И даже больше, чем бы мне того хотелось.

Лиззи с раздражением уставилась на нее:

– Для меня не понятно, что это означает.

– Это означает, что не у тебя одной остались скверные воспоминания. Что я тоже с ними жила. Причем жила я с ними еще задолго до твоего рождения.

– Ну, не все они были такими уж плохими, – напомнила Лиззи. – Взять хотя бы амбар. С каким удовольствием ты делала там свой мурал[20]!

При упоминании настенной росписи на старом амбаре Ранна просияла.

– Из всех картин, что я когда-то делала, я ни одну не любила так, как тот мурал!

Лиззи не сдержала ехидной ухмылки:

– Ты его так любила, потому что он до коликов бесил местный народ.

У Ранны изумленно расширились глаза:

– Ты и правда так думаешь? Что я расписывала там стены, лишь бы побесить людей?

– А разве не для этого предназначались все твои выходки? Как «знак мира» на церкви? Или то твое шоу, когда ты купалась почти что нагишом в фонтане?

– Ну ладно, ты меня поймала. Но с муралом было кое-что совсем иное. Это было нечто… очень личное. То, как я воспринимала сумерки, когда была еще ребенком. Этот промежуток времени между днем и ночью, когда небо – точно бархат, а звезды только-только появляются. Мне всегда это казалось настолько волшебным – когда мир словно затаил дыхание, ожидая, что случится дальше.

Лиззи была немало поражена таким ответом. Она никогда прежде не видела Ранну такой… Что это в ней было? Память о далеком счастье? Ностальгия? Возможно ли, что под всей своей чрезмерной тревожностью, под всеми страхами ее мать на самом деле прятала какие-то радостные и очень светлые воспоминания?

– В те моменты ты казалась почти счастливой.

Ранна пожала плечами.

– Да, не все было так уж плохо.

– Ну да, не все.

Между ними повисло молчание. Некоторое время обе маленькими глотками потягивали кофе.

– Я совсем не облегчила тебе жизнь, верно? – спросила наконец Ранна.

– Нет, не облегчила.

– Ты поэтому уехала из Сейлем-Крика? Потому что тебе было стыдно? Из-за меня?

Лиззи выставила подбородок, не желая с этим соглашаться.