– Нет, я поняла это по тому, как вы обе вели себя вчера вечером. Сразу ясно, что есть нечто такое, во что вы не хотите меня посвящать. Так в чем там дело? Почему вы пытались от меня это скрыть?
Ну да, естественно, не прошло и суток! Лиззи протяжно вздохнула.
– Потому что я вчера была измотана донельзя и не хотела, чтобы ты по этому поводу стала лезть на стенку.
– Звучит разумно, – кивнула Ранна. – Так что случилось?
– Дознаватели нашли среди обгоревших развалин две бутылки. Причем у одной так и осталась впихнутая в горлышко тряпка. Пропитанная керосином. Это все, что мы знаем на данный момент.
Это было
Ранна в испуге уставилась на нее:
– И у них никаких предположений, кто мог это сделать?
– Это случилось только позавчера. Дознаватели над этим еще работают.
– Столько лет прошло, – тихо произнесла Ранна, – а они все никак не могут оставить нас в покое.
Лиззи вскинула бровь:
– Теперь, значит, «нас»?
У Ранны поникли плечи.
– Ты так непреклонно настроена все усугублять?
– Я ничего не усугубляю, – парировала Лиззи. – Это само по себе усугубилось. Самим твоим появлением. И тем, что ведешь ты себя так, будто ничего не случилось. И я, по-твоему, должна лишь тебе подыграть. Зачем мне это? Ради Альтеи?
– Разве одного этого довода недостаточно?
– Альтеи больше нет, Ранна. И этой фермы тоже скоро не будет, буквально через несколько месяцев.
У Ранны вновь опустились плечи.
– Значит, ты продаешь ферму? Уже окончательно решила?
– Такой у меня план. Но есть одна загвоздка. Здесь все разваливается на глазах, и нет денег, чтобы это отремонтировать.
Ранна задумчиво посмотрела в свою кружку.
– Тяжко это видеть, правда? Какое тут все обветшалое и заброшенное. В саду и на полях – полная опустошенность. Я едва ли даже не рада, что Альтея всего этого не видит.
Лиззи вонзила в нее жесткий взгляд:
– Это ведь не только что случилось, Ранна. Это происходило на протяжении нескольких лет. И у нее не было ни денег, ни помощников. И она-то как раз была здесь и все это видела.
Ранна поставила кружку и отступила назад.
– Я не могла остаться, Лиззи! – Слова эти вырвались с такой горячностью, будто она сдерживала их с того самого момента, как выбралась из машины Эндрю. – Я просто… не могла.
Лиззи не в силах была поднять на нее взгляд. Она дотянулась до листа пузырчатой пленки на рабочем столе и принялась один за другим раздавливать крохотные воздушные пупырышки, сжимая их большим и средним пальцами. Хоть чем заняться – лишь бы избежать зрительного контакта. Быть может, потому, что признание раскаяния матери, признание ее боли и ее вины будет означать признание и собственной боли и сожалений.
– Я понимаю, – тихо ответила Лиззи.
С тяжелым вздохом Ранна отвернулась.
– Ты не понимаешь. И не можешь понимать. Хотя, подозреваю, у тебя были свои причины ненавидеть это место.
Лиззи нахмурилась. Что-то в этих словах ее больно покоробило.
– У меня нет ненависти к этому месту. И никогда никакой ненависти не было. Я просто стремилась к совсем другой жизни. К нормальной жизни нормальных людей. И я это сумела обрести. Я теперь живу в Нью-Йорке и работаю дизайнером в парфюмерной компании.
Ранна вновь повернулась к ней с мягкой улыбкой:
– Ничуть не сомневаюсь. Ты всегда хорошо знала, чего хочешь, – даже еще маленькой девчонкой. И всегда была такой серьезной. Ребенком ты, можно сказать, жила в том амбаре, вечно что-то придумывая и химича. До сих пор помню, как там пахло, как сушились, подвешенные пучками или разложенные на рамках, всякие цветы и травы. И запахи их смешивались воедино. Я всегда считала, что там витал один общий запах – но ты воспринимала это совсем иначе. Ты всегда отличала, чем именно пахнет в воздухе – базиликом, эстрагоном, розмарином или шалфеем. Помнишь?
– Да, – кивнула Лиззи, – помню.
– Так эта твоя работа… У тебя что, собственная линия ароматов?
– На самом деле я не разрабатываю сами ароматы. Я работаю над идеями разработки, творческими концепциями, рекламными кампаниями и прочим в этом роде.
Ранна удивленно подняла брови:
– Неужели ты по этому не тоскуешь? По практической стороне дела, я имею в виду. Тебе ведь всегда так это нравилось!