Последняя из рода Болейн

Анна откинула одеяло и забралась в постель, отвергнув попытку Марии расчесать гребнем ее длинные пряди. Натянула одеяло на самый подбородок, как делала в детстве, дабы защититься от злобных ночных гоблинов, бродивших за уютными стенами Гевера. Марию это глубоко растрогало и умилило, ведь она так часто в последнее время сердилась на Анну, которая становилась все более сварливой. Она открыла было рот, хотела сказать что-нибудь умное, успокоительное, но не знала толком, что именно. Вот если бы догадаться, что могла бы сейчас сказать матушка!

— Мария, прости, но я хочу задать тебе вопрос… интимного свойства.

— Пожалуйста, Анна.

— А ты скажешь мне правду, не рассердишься?

— Конечно, скажу, обещаю. — «Если только ты, младшая сестренка, не станешь спрашивать о моей любви к Стаффу», — добавила про себя Мария. Но улыбнулась сестре и перекрестила сердце — так они всегда делали, если собирались поделиться друг с другом каким-нибудь важным секретом. Анна, лежа на подушке белоснежного шелка, неожиданно улыбнулась ей лучистой улыбкой.

— Я совсем позабыла спросить тебя раньше, Мария. Какими мы были тогда глупыми! Спросить вот о чем: очень ли напорист Его величество, когда… когда он берет женщину? — Улыбка на ее устах погасла, она села, прижимая простыню к маленьким грудям и наклонившись поближе к Марии. — Ты понимаешь, Мария, он приставал ко мне, уже много раз, а он такой большой, сильный. То есть не только целовал, он спускал мне платье до пояса и давал полную волю глазам, и рукам, и губам. А один раз он чуть было не взял меня стоя, задрал все мои юбки, отстегнул свой громадный гульфик и… и вошел бы в меня прямо там, если бы со мной от страха не приключилась истерика. А он решил, что сделал мне больно, и потом добрых полчаса рассыпался в извинениях. А еще он в последнее время, когда я сижу у него на коленях, стал просовывать руки мне между ног, и гладит, и потирает, а я делаю вид, что мне это нравится. Мария, скажи мне, пожалуйста, ласков ли он, когда доходит до этого. Я кажусь себе такой маленькой, а он такой… такой большой, Мария!

Широко распахнувшиеся глаза заблестели от непролитых слез, и Марию охватила любовь к сестре. Ее невероятно поразило, что младшая сестра, вот эта самая Анна, которая вечно флиртовала с мужчинами, смеялась над ними, кричала на них, словно базарная торговка, — могла вот так бояться. Впрочем, где-то в глубине души она, должно быть, оставалась все той же маленькой девочкой.

— Анна, Анна, все будет хорошо. Да-да, все будет хорошо. Король же любит тебя, это известно всем, кто видел вас вместе.

— Да, но есть и такое, чего никто не видит, Мария. Становится все труднее и труднее удерживать его на расстоянии.

— Но ты же сказала, что уверена в его любви, что он на самом деле твой и уже не отступит.

— Да, так я и сказала.

— Значит, он женится на тебе, как только получит такую возможность. Его направляет та страсть, которую ты, Анна, ему внушила. Нельзя же его за это винить, нельзя этого и бояться.

— А почему же он не может сдерживать себя, как я?

— Глупенькая малышка! Его величество — мужчина, может быть, самый могучий во всем мире. — В наступившей на миг тишине Мария прогоняла воспоминание о том, как давным-давно сама оказалась в нетерпеливых руках Франциска: очарованная, покоренная, но все же напуганная. — Он совсем не привык ждать, Энни, если ему чего-нибудь захотелось.

— А что, роды такие страшные, да?

— Да разве ты… или нет?

— Нет, Мария, говорю тебе — нет. Я только знаю, что если отдамся ему, то дети будут. Ты, когда рожала маленького Гарри в Гевере, жутко кричала несколько часов.

— А я уж и позабыла, Анна, правда. Малыш приносит такую радость, что вскоре после… ну, после боли и мучений все плохое забывается. Ты сама убедишься в этом.

— Я на это надеюсь. Ну что ж, значит, так тому и быть. — Она медленно отдалилась от Марии и откинулась на подушку. — Отец, боюсь, прав, хотя мне и не нравится, что об этом сказал именно он. Его величеству теперь требуется от меня нечто более романтическое. Его все больше гнетут и развод, и все эти ужасные хлопоты с роспуском жалкой папской церкви. И он не видит того, к чему привык, — счастливого завершения этого пути.

— За деревьями леса не видит, — вслух подумала Мария.

— Вот именно. А теперь мне надо спать. Завтра утром я спущу своего нового кречета. Когда соколы будут в небе, вряд ли он станет меня насиловать, правда? — Анна дерзко усмехнулась, Мария ответила ей ласковым взглядом.

— Ничего не бойся, сестренка. Была бы здесь наша добрая старая Симонетта, она бы сказала: «Темнота за окном совсем не такая черная, если выйти наружу». Я скажу тебе правду, Анна: когда Его величество берет женщину, он делает все очень быстро. В этом может быть своя награда, но может заключаться и трагедия — если ты его любишь.

— Конечно, я люблю Его величество, сестра, — резко сказала Анна.

Этот тон больше напоминал нынешнюю Анну. Ощущение их близости прошло, и Мария медленно встала.