Последняя из рода

– Запереть в темнице собаку? – переспросил надзиратель. – Но разве собак можно упекать за решётку? Они должны бегать на свободе!

– Если вам дорога ваша жизнь, господин надзиратель, вы сейчас же закроете этого пса и будете держать язык за зубами.

Он послушно кивнул, перебирая тяжёлую связку ключей.

Лука прошёл за мной в камеру, где не было ни окон, ни света, а на полу лежала вонючая солома с копошащимися в ней насекомыми.

– Запри дверь, – приказал он стражнику. – Я тебя позову, когда буду уходить.

– Как скажешь.

Он с таким грохотом закрыл за собой обитую металлом дверь, что я вздрогнула.

Как только шаги надзирателя стихли, Лука наклонился ко мне и спросил:

– Помнишь, как Гарольд Ферруччи шепнул мне что-то перед тем, как мы с тобой ушли?

Я кивнула.

– Я слышала, но не разобрала слов. Я не понимаю недаррского, знаю только общий язык.

– Он умышленно на нём говорил, – ответил Лука. – Потому что не хотел, чтобы ты поняла.

– Но почему?

– Потому что, – ответил Лука, – он дал мне приказ, чтобы тебя убили. Убили и сожгли, чтобы от тебя не осталось и следа.

Убили. Сожгли. Слова причиняли мне нестерпимую боль, будто наносили раны.

В горле стоял ком, я с трудом сглотнула.

Я посмотрела Луке в глаза. Увидела ли я в них жалость? Я не была уверена, но одно знала точно: Лука говорит правду.

– Надзиратель тебе не причинит зла, – продолжил Лука, – если я ему не скажу.

– Не понимаю, – ответила я дрожащим голосом, который выдавал мои чувства, – что плохого я сделала?

– Плохого? Ничего. Проблема в том, что ты жива.

Надзиратель прошёл мимо двери, и я подождала, когда он окажется подальше.

– Но почему? – снова спросила я. – Разве то, что есть живой даирн – даже если он единственный, – плохая новость?

Лука посмотрел в сторону, усмехаясь. Когда же он вновь поднял на меня глаза, в них отразилась жалость.

– Эх ты, бедолага, совсем, кажется, не знаешь людей. Сюда едет Арактик, прорицательница Мурдано. А это честь для острова. Она согласилась приехать, потому что Ферруччи заверил Главного Учёного, что на Земле не осталось ни одного даирна.

– Я всё равно не…

– После чего Главный Учёный сообщил Мурдано, что даирны отныне считаются вымершими. Как думаешь, им бы понравилось это унижение? Арактик, на счету которой сотни утопленных, заколотых и сожжённых, пришлось бы по душе тратить впустую своё драгоценное время? Да ещё и стать при этом посмешищем?

Я не знала, что сказать. Я смотрела на Луку и не могла поверить. Но мало-помалу я начинала понимать. Получается, Лука сильно рисковал, рассказывая мне сейчас то, что Ферруччи, его учитель, пожелал от меня скрыть.

– Зачем ты мне всё это рассказываешь? – спросила я. – Помочь мне хочешь?

– На мою помощь особо не надо рассчитывать, – ответил он, потом потёр подбородок, пристально глядя на железную решётку, обозначающую границу между свободой и заточением. – Я прежде всего учёный, Бикс. Я видел, как вымирают виды. Хочешь знать, что находится в подвалах этого здания и предназначено для изучения?

Я покачала головой. Я не была уверена, что хочу это знать.

– Десятки чучел животных, которые когда-то так же, как и ты, оставались последними представителями своего рода. Теперь же, пронумерованные и подписанные, сваленные в одну кучу, они только собирают пыль. И лишь раз в год их достают для того, чтобы продемонстрировать на уроке истории природы.

Лука покашлял. Неужели он расплачется?

– Я прежде всего учёный, Бикс. И я предан не тебе. Я предан науке. Вероятно, ты действительно последний представитель класса. Но не я стану причиной его вымирания.

Он говорил правду. Но, как подсказывало мне чутьё, не совсем.

Несколько больших шагов – и Лука оказался у железных ворот.

– Надзиратель! Выпустите меня.

Дверь отворили и тут же снова заперли.

Мимо пробежала крыса, задев мой хвост. Шаги Луки удалялись.

Интересно, знает ли Тоббл, где меня искать? Попытается ли он это сделать?

Всё возможно. Милый и наивный Тоббл. От одной мысли о нём сердце у меня сжималось.

А Хара? Как далеко она уже ушла с карманами, набитыми деньгами?

Я свернулась калачиком в углу, прижавшись спиной к стене и укрывшись, насколько это было возможно, затхлой соломой.

Впереди была долгая ночь.

Но я к таким уже привыкла.

28 Феливет

Наконец я задремала, но меня вскоре разбудил чей-то голос – совсем рядом.

– О… пёсик?

Говорил не человек, в этом я была уверена. Я понятия не имела кто, но звук был слишком резкий, вкрадчивый, угрожающий.

Я принюхалась.

Феливет! В камере по соседству.

– О, пёсик, – леденящим кровь голосом, нараспев сказал он.

– Д-д-да?

– Надо же, эта собачка умеет говорить, – продолжал он.

– Я не собачка. Я – даирн, – осторожно ответила я, боясь показаться слишком дерзкой.

– Даирн? Неужели? И ты решила побывать на собственных похоронах?

Я практически ничего не слышала о феливетах, за исключением страшилок, будто они могут наброситься и расколоть череп жертвы своими мощными челюстями в одно мгновение. А сейчас этот феливет просто-напросто дразнил меня и насмехался надо мной.

Я промолчала. Сейчас я даже думать не могла, что сказать ему в ответ.

– Докажи мне, что ты даирн, – посмеивался он.