Для этого мы полиэтиленом ( полиэтиленовых ошмётков и струпьев в Левой — хоть задом жри )
— Затем мы смешиваем добытые Хмырём ингредиенты и пропитываем ими гору отбросов и всяческой дряни и гнили, что с помощью Сашки уже наворотили в пространстве меж завалов,— смешиваем, не взирая на пропорции, горючесть и негорючесть, смрадность и ядовитость, степень разложения и взрывоопасности; как известно, чем неожиданнее и безумнее подбор составляющих волока, тем ядрёнее и фантастичней его действие на попавший в него организм. Напоследок всё это дело по-новой поливается смесью бензина, ацетона, керосина, машинного масла и какого-то адского растворителя ( подозреваю, что “ежели туда ещё асфальту фигнуть” — получим исходный продукт тюменской области достаточно высокого качества ),— после чего и со стороны Левой завал затыкается плотным слоем полиэтилена: чтоб не разбазаривать по всей Системе образующиеся здесь пары и смрады — они понадобятся, когда какой-нибудь полудурок “из левых”, кипя от праведного гнева, портвейна и возмущения, с плексом наперевес кинется разбирать этот завал со своей стороны...
— А затем мы затыкаем получившуюся капромину ( «Сделать хорошую капромину при очень гнилой игре»,— мрачно резонирует по этому поводу Хмырь ) не столь серьёзным каменным завалом — толщиной метра в полтора, не более, потому что более в радиусе действия наших сил уже просто не остаётся ни камней, ни подходящих для перемещения плит,—
: То есть завал этот вполне можно разобрать — было бы желание.
... Завершают наши воистину титанические труды утро, жуткая усталость, головокружение от поглощённых носоглотками успехов и грандиозный знак “STOP” с табличкой “МИННОЕ ПОЛЕ”, которые распоясавшийся Хмырь приволакивает уже “под полиэтиленовый занавес” из какого-то грота и красиво утверждает поверх возведённого завала ( прирождённый подземный строитель!.. ) — последнего завала с левой стороны,— и бутылка шампанского, которую мы разбиваем о завал, предварительно выпив.
: Бутылку, конечно, тоже приносит Хмырь — я уже замечал, что в этом деле ему просто нет равных. Шхерить от него что-либо под землёй просто бессмысленно.
—— Шампанское, к нашему удивлению, “Брют” — то есть очень даже замечательное и редкое, особенно
Сашка очень долго распространяется на эту тему — пока голос его не переходит в сонное бормотанье.
Хмырь молчит: он никогда не бывает многословным, а потом так угрюмо сообщает, косясь на спящего Егорова:
— Они и до Белой Бороды добрались... До Колокольни. В прошлые выходные, наверное: пока мы Дальнюю закрывали.
“Белая Борода” — это то самое “мундмильхен”, что нашли Сашка с Пищером.
— были. А теперь там, прямо посреди натёка, автограф стоит. Ножом вырезан: натёк-то мягкий... По нему хоть пальцем пиши. Здоровенные такие буквы — “Л” и “Д”. И фаллос во всю стену.
— А ещё Завхоз звонил,— после паузы сообщает Хмырь,— так, говорит, у них в МГУ на тридцатом этаже в музее землеведения новый экспонат появился...
До поисковки Шкварина Завхоз активно ходил в Ильи в составе группы “Wanderers”,— принимал он участие в поисках тела Шкварина и в памятной спасаловке по “Свечкам”... Но после “шкваринских спасов” — как отрезало. Больше не появлялся. Как и никто из его группы.
: Сильны, судя по всему, оказались впечатления.
— И что Завхоз? — машинально спрашиваю я – и тут же исправляюсь, пробуждаясь от полукемарных рассуждений:
— То есть,
— “Подмосковные сталактиты, добыты в пещере Ильинская В. Пальцевым”,— оглашает Хмырь. — Самый большой длиной в полметра. То есть это те, что исчезли из НКЗ...
— А мы, наивные, думали, что их “левые” посрубали! Вот ведь, оказывается,
: СПАСАТЕЛИ.
... если бы мы закрыли Правую хоть месяц назад! Сколько можно было трендить — имеем право, не имеем... Тьфу!
— Вот ответ.