Последняя капля сталактита (Триптих "Время драконов" часть 3)

А там — что? — там уже всё. Не поможешь. И тому, что осталось — в любом случае лучше “at patres”, как говорит Сашка. Чем быть инвалидом. < Как умоляли нас убить их, но не отправлять в санчасть — то есть в госпиталь, домой — наши ребята с оторванными ногами... С сожжённым лицом, пахом,— без обеих рук... >

— И не слова Сталкера приводят меня в себя: видение того, ради чего мы приехали сюда этим солнечным днём в толпе дачного и иного народа.

: Приехали в самый последний раз, ибо после того, что мы собрались сделать, возвращаться сюда просто немыслимо.

— Но, в общем, и не хочется: больше. Потому как просто незачем нам уже давно сюда возвращаться. Да и некуда:

: Ильей больше нет, как нет и того нашего прекрасного старого хождения под землю,— а все оставшиеся долги мы раздадим в ближайшие полчаса.

: Для того и приехали. И я так ясно это вижу...

: Ясно-ясно, прикрыв глаза. И это — моё видение. Или видение?

: Не знаю. Жду, что будет дальше. А пока —

ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ:

Это — реальность, и чтоб увидеть её, глаз закрывать не надо.

: Я вижу её, не закрывая глаз —

— дни и ночи,— и помню всё:

— Наши Ильи. Фантастическая Сказка в лютом кошмаре совка,—

— Эксперимент Пищера. И как он кончается: для нас.

: То есть как нам его кончают —

: как кончается всё.

«Вот какая странная эпоха... — тихо говорит Сашка,— не горим в огне и тонем в луже...»

— но ещё раньше это говорит другой человек.

Собственно, по почти такому же поводу.

— И я не могу смотреть в глаза Пищеру. Кажется, будто мы все что-то сделали не так.

: Не доделали —

: не сообразили, как сделать правильно...

— и предали его. Хотя это ложное чувство. Я ведь знаю, что мы сделали всё, что могли. “На самом деле...”

Но отчего-то мне очень больно смотреть ему в глаза. “Мы проиграли нашу войну — можно лишь перед собой оправдаться ТЕМ, ЧТО МЫ СДЕЛАЛИ ВСЁ, ЧТО МОГЛИ”,— как скажет потом Гена. Но пока он молчит. Только что-то карябает на листочке. Словно подводит итог —

— Брось,— говорит Сталкер. Возможно, Егорову. А может – мне. Или Пищеру.

И предлагает выпить.

: Мы сидим у Пищера дома — мы все: я, Хомо, Коровин, Пищер, Сталкер, Керосин и Саша с Леной,— впервые после того, как нас выпустили оттуда.

: Меня, Пищера, Сталкера и Егорова.

Лена курит — нервно, одну сигарету за другой... и у неё до сих пор дрожат руки.

— Что она пережила за этот месяц!..

: Я не знаю, как ребята сказали ей об этом. Как смогли сказать — Хомо, Керосина и Коровина, как находящихся на поверхности, ведь почти сразу выпустили, даже в КПЗ не сажали: только оштрафовали тут же по двадцатке каждого — “официально”, а на самом деле просто отобрав все деньги, что обнаружили. Хомо как раз получил “пособие” — наши командировочные; проректор специально распорядился выдать нам часть денег в виде аванса, чтоб у ГО наверху проблем с обеспечением не было... И у них отобрали все эти деньги, да ещё избили и сняли отпечатки пальцев, как с преступников ( штрафовали “за хулиганское поведение в общественном месте и сопротивление сотрудникам милиции при аресте” – во как! ),— но сажать не стали: “установки”, видимо, не получили — что делать с теми, кто на поверхности. В Ильинском лесочке в палатке отдыхал.

— А мы ещё месяц в КПЗ “итоги эксперимента” подводили.

После месяца подземли — вот такая реадаптация к условиям “наземной жизни”.

: Почти обещанный профессором Ждановым профилакторий.

— И она каждый день приходила с СашкойМ, и стояла под окном: хоть увидеть... Но это было бесполезно. Я видел, как она там стоит, и говорил Саше. И я повторял ему, что она говорит — да только ей ничего передать не мог... проклятое бессилие. Всё в одну сторону: всё к себе, всё для себя... Уж лучше б я совсем ничего не мог — чем так.

: Кому какая польза с этого моего видения?..

— Лучше выпьем,— вновь предлагает Сталкер.— Месяц ничего, крепче кипятка, не пил. Да. Кипяток, правда, был весьма крут — клеветать не буду: кружку не удержишь,— но, говорят, на организм горла это весьма ракообразно действует...

: Иронизирует, чтоб поднять нам настроение.

— И мы выпиваем.

— ЧТОБ ОНИ ВСЕ СДОХЛИ!!! — говорит Хомо. И я вижу, что эти слова отныне он будет говорить вместо тоста.

— “Ты их — их прости”,— повторяет, как в бреду, Пищер фразу Чёрта: уже около месяца. И вскрикивает:

— Да как можно простить?! ЧТО —— ПРОСТИТЬ?!! Они же всё, всё уничтожили, сломали...

Голос его срывается в шёпот и замирает.

— А что? — наигранно-весело отвечает Коровин, отрываясь от своего листка,— организуют нам в порядке ‘язвинения’ второй такой же эксперимент — опять же, перестройка какая-то на дворе... Усовестятся — чем Чёрт не шутит, пока спасатель спит?.. — и организуют. Им ведь такое организовать — раз плюнуть! И простим на радостях.