Последняя капля сталактита (Триптих "Время драконов" часть 3)

палочкой бенгальского огня; егоровский киндер рвётся в бой вслед за

2. Вторая трёхлитровая банка родителем и Ленка — вторая любовь

с бензином — без запала; Егорова от первого брака с Системой

3. Третья трёхлитровая банка едва справляется с ним;

с бензином; — в Подарке разом

4. Четвёртая банка с бензином возгорается около двадцати литров бензина,—

аналогичной вместимости; жёлтые языки пламени

5. Несколько банок подряд вырываются из него и лижут свод

разнообразной ёмкости, но Красной Площади, и даже здесь —

однородного содержания; ниже и на некотором удалении

6. Взрыв-пакет стандартный: становится нестерпимо жарко

— Б-БА-БАХ!!!; и светло, как днём ——

7. Ещё один взрыв-пакет — на пламя просто больно смотреть...

и снова: Б-БА-БАХ!!!; —— И я физически

8. Полная пятилитровая чувствую, как кончается — перегорает —

пластиковая открытая кислород во всей Системе.

канистра воды —— верх

иезуитства: кипящая вода

в горящем бензине...

: Обыкновенный садизм,—

— Чёрный клубящийся дым широкими лентами-протуберанцами словно толчками выбрасывается из объятого пламенем Подарка, распластываясь по низкому потолку Красной Площади — и в этот момент ярче тысячи солнц вспыхивает “подарочный стол”, набитый магнием, селитрой, серой, бертолеткой, парафином, азотной кислотой, фосфором, баллончиками с газом для зажигалок, нюхательным табаком и прошлогодними носками Мамонта...

В руках у Мамонта — кстати — литровая бутыль гэбэшного спирта, предназначенного для нашего спаивания. Что ж: она нашла адресатов.

— Решения партии — в ж... — начинает пропаганду насилия Пищер, но Мамонт перекрывает его своим мощным рыком:

— У НАС ДЕСЯТЬ СЕКУНД, ЧТОБЫ ЕЁ ВЫЖРАТЬ!!!

— И гораздо превосходит Пищера по степени понимания в народе: народ уже тянет к Мамонту пустые стаканы и кружки.

: ПЬЮТ ВСЕ.

— Мы выпиваем её даже на две секунды раньше графика.

: Досрочно.

— ПОРА! — командует Менеджер Мамонт,— иначе им там...

: Уж это — точно. Это я себе очень легко представляю.

— Призовая команда в мокрых комбезах и намордниках исчезает в огне, и из бушующего пламенем Подарка один за другим начинают вылетать дымящиеся гэбэшники.

Наши дамы хлопают в ладоши, свистят и визжат от радости. СашкаМ улюлюкает индейцем.

— Никакой жалости. А к кому?..

: Действительно... Мы-то их хоть в живых оставили. А если ИМ дать волю — ...

: Нет уж. Было в этой стране — как никакой другой не снилось. Впрочем, как любит сетовать Егоров, с треском вырывая страницу из тома “Истории КП=СС” ( она у нас в Десятке выполняет свои сакральные функции — то есть подтирает нам жопы ), «каждый народ достоин своего правительства»... Что ж — может, оно и так. Только ЧТО мог сделать мой народ против русского завоевания?..

: Что мы — предки мои, наши,— могли сделать против такой махины???

— Умереть разве что... Да, в общем, и умерли — по лагерям в родной тайге да по винным магазинам позже — все, кто не мог смириться с той аннексией. И кончилось независимое государство Тува — будто и не было его на картах: как Литвы, Латвии и Эстонии,— примерно в те же года, кстати. Только о Прибалтике почему-то много сейчас говорят и пишут,— а вот о моей родной стране...

— Что ж: всё правильно. Я ведь даже тувинского не знаю — говорю и думаю по-русски... И язык мой родной — русский. На нём пишу, и иного не могу представить. А значит, тоже достоин. Так же, как Егоров. И вина моя не меньше, чем его. И даже — больше.

: Много больше.

— Болячки прижигать надо,— отеческим тоном замечает Пищер.

: Болячки?..

— У охотников и геологов,

как индейцы — за золото

покупали вино и ром...

: Мы за шкурку чёрного соболя

просим дёшево, просим сотенную —

и на всю эту жалкую сотню

хлеб и водку помногу берём...

: Игорь Салчак. Тоже тувинец. “Мы встретились — я ничком; чему бы так кланяться низко? — ползу по стволу светлячком, чтоб встретить Подземную Птицу...”

— Мы встретились здесь, в Ильях — спасибо Гене — и говорили по-русски. Но можно-ли назвать язык нашего письма и общения русским?..