Ее учитель живописи, отец Барри, устроил Элли на летнюю практику в очень приличное заведение – галерею и реставрационную мастерскую на Питт-стрит. Владельцам, братьям Франке, было за шестьдесят, и они специализировались на голландском и фламандском искусстве задолго до того, как оно вошло в моду. Здесь Элли, знавшая прежде только Вермеера и Рембрандта, впервые увидела других нидерландских художников. Шесть недель она под настольной лампой заполняла трещины и расчищала старые полотна, покуда братья всеми силами пытались выманить у роуз-бейских вдов их фамильное достояние.
Джек Франке руководил галереей на первом этаже, а Майкл занимался реставрацией на втором, во внутреннем святилище, охраняемом рукописной надписью «Не входить». Несмотря на аристократическое прошлое семьи, братья переживали не лучшие времена и постоянно искали легкой наживы. Типичная комбинация включала богатую одинокую старуху. Она поднималась по деревянной лестнице с картиной в газете или в хозяйственной сумке (из страха перед уличными грабителями). Иногда это было что-нибудь и впрямь ценное – работа ботаника колониальных времен или неподписанное творение начинающего модерниста, который с тех пор успел прославиться, – но отчаянно нуждалось в расчистке. Майкл в костюме-тройке сокрушенно цокал языком, потом бормотал себе под нос: «Какая жалость». Приглашенный для консультации Джек поворачивался к старухе и говорил: «Мэм, прогноз неутешительный». Вдова пересказывала историю картины, напирая на ее ценность, на это Джек кивал и вытягивал губы. «Расчищать будет все равно что сбивать отбойным молотком старый цемент. Видите, тут копаловый лак? Если вы оставите ее Майклу, он посмотрит, что можно сделать». Лак всегда был мастиковый, не копаловый, и легко удалялся скипидаром. Продержав картину месяц, братья выставляли счет, который составил бы заметную долю от стоимости картины, и уговаривали вдову на продажу по бросовой цене.
Таким было посвящение Элли в мир искусства. Когда она не заполняла трещины и не смывала лак, она бегала в магазин за газетами и сэндвичами для братьев. Они были знакомы с отцом Барри по приходу, и подразумевалось, что они охотно дадут Элли хорошую характеристику, если та будет стараться. Она простаивала за рабочим столом часами, так что под конец дня голова кружилась от растворителей. Из-за необходимости постоянно напрягать зрение у нее начались мигрени, и дома она сразу ложилась в их общей с Кейт спальне. Были летние каникулы, пансион закрылся, Кейт носила ей чай, а Мэгги Шипли досадовала, что за дочкой так ухаживают, и ворчливо называла ее королевой Элинор. В остальном Элли была для родителей незаметна, а ее шкаф занимало мамино шитье. Для Боба и Мэгги Шипли ее поступление в пансион было равносильно переезду в Эквадор или смерти в раннем возрасте.
Когда до конца практики осталась неделя. Майкл Франке спросил ее, не хочет ли она заняться ретушированием дефектов. Элли, естественно, согласилась, и ее пригласили в застекленную студию – бывшую веранду. На стенах между несколькими часами висели полотна в разной стадии расчистки. В одном углу стояли плитка и чайник. На мольберте был английский пейзаж восемнадцатого века – берег моря с пасущимися коровами и подсвеченными солнцем облаками. Майкл сказал, что небо надо подправить и он уже подобрал оттенок.
– Общее правило – на пять тонов светлее окончательного. С расчетом на высыхание и лак. Давай, попробуй.
Элли понравилась картина – мирные коровы и утро на берегу. Она встала перед мольбертом, и Майкл дал ей тонкую кисточку с краской на конце.
– Старайся по возможности следовать мазкам, – сказал он.
Элли взяла кисточку и уперлась рукой в картину. Мазки художника были ровные и шли горизонтально поперек зернистости холста. Элли легким движением провела кисточкой по холсту, и краска легла. Элли сразу поняла, что мазок идеален – если не считать более светлого невысохшего тона, он едва отличался от оригинала. Майкл стоял рядом, от него пахло ацетоном и старыми газетами. Элли сделала еще несколько мазков – и все они усиливали плавность перехода. Она отступила на шаг и посмотрела на Майкла, который почему-то сразу перенес внимание на бумаги, лежавшие у него на столе. Братья Франке не были щедры на похвалу, так что Элли ждала кивка или скупого: «Неплохо». Но Майкл, не глядя на нее, взял со стола какие-то счета и сказал:
– За двадцать лет я не видел, чтобы ученик настолько запорол картину. Может, таким, как ты, лучше заниматься чем-нибудь другим.