У нее, наверное, глаза еще не привыкли к полутьме после яркого солнечного света, потому что она вздрагивает, заметив кого-то перед собой.
– Мистер Альперт. Очень приятно. Пожалуйста, зовите меня Элли.
– А вы, пожалуйста, зовите меня Джейк.
Он всматривается в ее лицо, пытается различить опаску. Ему нравится, что губы у нее не накрашены.
Она говорит, немножко чересчур строго:
– Должна предупредить, это мой первый аукцион. Искусствоведы не жалуют аукционы, считают их мелочно-торгашескими.
– Такие они и есть, – отвечает Марти. – Комедия манер с добавлением маленьких деревянных карточек. Вам понравится. Я научу вас здешним зверским обычаям. Не бойтесь, что вы новичок. Мне нужен ваш острый глаз эксперта.
– Кстати, о глазах… – Она роется в большой кожаной сумке, вытаскивает очки в черной оправе, надевает их и моргает, как будто только сейчас четко увидела все вокруг.
– Прогуляемся и посмотрим, что тут есть? – спрашивает он.
– Конечно. Показывайте дорогу.
Марти ведет ее в дальний угол и дальше в комнату, где выставлены работы итальянских, голландских и фламандских старых мастеров.
– Я хочу провести быструю рекогносцировку. Бессмысленно застревать на чем-то, пока не виден общий план местности. Каталоги аукционов полезны, но несколько расплывчато формулируют. Часто говорится «круг такого-то», «приписывается такому-то», такая школа, сякая школа. Это для неофитов. Я предпочитаю атрибуцию, которая на чем-то держится. Так что просто вычеркиваю фантомы из своего списка по ходу осмотра.
– У вас есть система, – весело говорит Элли.
– Система в том, чтобы по возможности не дать себя обмануть. Что вас здесь заинтересовало?
Элли снова лезет в сумку и вынимает что-то вроде ювелирной лупы на шнурке. Вешает ее себе на шею.
– Мне нужно несколько минут. Давайте я все обойду и тогда скажу. Вас интересуют только голландцы и фламандцы?
– Да. Встреча в шестнадцать ноль-ноль? – говорит Марти.
– То есть в четыре?
– Я шутил.
– Конечно.
– Так через пятнадцать минут?
– Да.
Она неуверенно отходит, обе руки в карманах развевающейся юбки. Останавливается перед картиной, поднимает лупу и наклоняется вперед, сжав свободную руку в кулак за спиной, – девочка, подглядывающая в замочную скважину. В зале уже несколько десятков людей. На Элли смотрят несколько господ из Верхнего Ист-Сайда и мрачный каталогизатор с шелковым галстуком-бабочкой. Марти начинает обход. Дубовая панель семнадцатого века из Антверпена, «Горный пейзаж с Христом на дороге в Еммаус» Гиллиса Класа. Оценка по каталогу – две-три тысячи долларов, но Марти сомневается, что доска стоит больше полутора. Рядом «Речной пейзаж у шлюза с изящно одетыми всадниками и селянами на берегу». Иногда названия – короткие сочинения, и они всегда настораживают Марти, как будто человеку, сочиняющему рекламу зубной пасты, поручили изложить для зрителя, что тот видит. «Зимний деревенский пейзаж с охотником и путниками на дороге» оценен в четыре-семь тысяч долларов. Второй сорт, думает Марти, и внезапно пугается, что Элли сочтет его диванным коллекционером. Если она решит, что тут нет приложения ее талантам, то может и уйти. Он смотрит в сторону Элли и видит ее лицо в дюймах от картины, как будто она нюхает краски. Элли выпрямляется, оглядывается, застенчиво машет Марти рукой и направляется к нему. Сумка раскачивается у нее на плече.
Он говорит:
– Этот ряд слабый. Я чувствую себя на гаражной распродаже в Ньюарке.
Элли отвечает, чуть запыхавшись:
– Кажется, я кое-что нашла. Частная коллекция, четыре картины, и что удивительно, они все принадлежат к одному двухлетнему периоду, но две из Голландии, две из Фландрии. Идемте покажу.
– Какая-нибудь вдова превращает коллекцию в наличность или внук избавляется от депрессивных бабушкиных картин.
К удивлению Марти, Элли берет его за локоть – не ласково, а скорее настойчиво, – и ведет в угол, где стоят на мольбертах четыре картины. Марти находит их в каталоге: «Из частной коллекции покойного М. Дж. А. Симмонса».
Он говорит:
– Торнтон и Моррел специализируются на частных собраниях мертвых и умирающих.
Элли встает рядом с цветочным натюрмортом – Кристоффель ван ден Берге, «Тюльпаны, розы, нарциссы, крокусы, ирис, мак и другие цветы в золоченой вазе на полке с перламутровкой блестящей, медведицей мятной и бабочкой-сорокой».
– Эти названия меня убьют, – говорит Марти. – Такое впечатление, что половину из них писал Чарльз Дарвин.
Элли смеется, зажав лупу в пальцах.