Последняя картина Сары де Вос

Количество картин на время парализует ее. Она решает рассматривать полотна по одному и идет в дальний угол. Под каждой картиной – табличка с именем художника, названием и датой. Сара подозревает, что особо выспренние названия придумал Корнелис: «Безмятежный пейзаж с героическими фигурами» и «Прекрасные холмы на рассвете с величественной церковью». Названия, данные самими художниками, попроще. Вот круглая дубовая панель Яна ван Гойена, «Пейзаж со старым деревом», 1620 года. Композиция незатейливая: окраина деревушки, несколько всадников, лодка на пруду, одинокое дерево – но вся атмосфера лучится приглушенными бурыми тонами под облаками цвета сепии. На переднем плане Сара видит следы ореховых чернил, которыми ван Гойен, вероятно, писал дерево. Вся сцена окутана вечными сумерками. Она слышит приближающиеся шаги Груна. Он успел выйти из кунсткамеры, чтобы зажечь трубку, и теперь возвращается, а она и не заметила. Он говорит:

– Ван Гойен учился пейзажной живописи у Эсайаса ван де Велде, который умер несколько лет назад в Гааге. Его картина висит сразу над этой. Я стараюсь по возможности вешать учителя над учеником. Это была одна из моих идей, и ваш муж ее одобрил.

Сара поднимает взгляд к «Летнему пейзажу» 1614 года. Несколько крестьян идут по дороге под перистыми деревьями. Те же тайные цвета и оттенки. Пешеходы написаны так бледно, что через их тела просвечивает дорога, и Сара не может понять, изъян это или находка художника.

Она переходит к маринам. Корнелис рядом попыхивает трубкой, наблюдая за Сарой, покуда та смотрит на картины. Корабли, застигнутые шквалом. Матросы карабкаются по вантам к голландскому флагу – льву на бастионе. Борт ощетинился двенадцатью пушками. Она переходит к натюрмортам с разложенной едой – блестящими устрицами на оловянном блюде, лимонной кожицей, надкусанными фруктами. Видит среди множества других цветов свои тюльпаны. Свет льется на них как будто из невидимого источника. Картина не ужасна, думает Сара, но при всем своем техническом совершенстве довольно заурядная. Рядом «суета сует»{27}, в которой художник и впрямь достиг настоящих высот. Череп, книга и подзорная труба на столе, бледное освещение и слабые тени полностью передают зябкое зимнее одиночество и напоминают о тысяче мертвенных белых вечеров, ожидающих нас всех.

Корнелис подходит к дальней стене и указывает на закрытую дверь.

– Там еще одна комната.

Комнатушка за дверью напоминает Саре гробницу за алтарем, где могли бы лежать мощи святого. Только тут не сыро и не темно. Свет пробивается через потолок из кованого железа и стекла.

– Мой отец дремал тут после обеда, пока его не настигла скорбь.

В центре комнаты стоит деревянный стол, а на нем – макет городка из дерева и глины, расписанный ярко-зеленой и светло-коричневой краской. Холмы и дюны сделаны из гипса, узенькая дорожка ведет к краю стола, словно дорога в никуда. Сара разглядывает деревушку, потом поднимает глаза и видит на стенах пейзажи, в которых узнает манеру Барента, – тяжелые небеса над высветленным горизонтом, голые деревья и продуваемые ветром дюны.

– Городок звался Грунстеде в честь моего отца. Он построил там школу и церковь. Многие жители работали в белильне или у отца в саду. Раз в год они устраивали праздник в его честь.

Сара вновь смотрит на стол:

– Где это?

– К западу отсюда, всего в нескольких милях. Формально земля принадлежит нам, но это всегда было независимое поселение. Я решил сохранить основные виды и построил макет, для истории. Нанял вашего мужа написать местность, а дальше он должен был написать само селение, пока оно не исчезло.

– Почему оно исчезнет?

– В последнюю эпидемию лихорадки там почти все умерли, остальные уехали. Люди на многие мили вокруг считают, что это место проклято. Сейчас там никого нет, кроме сумасшедшей, которая отказывается оттуда перебираться. У меня сентиментальное чувство к отцовскому наследию, я хочу, чтобы оно сохранилось в анналах. Сыновей у меня, как вы знаете, нет. Есть племянник в Лейдене – все имущество перейдет к нему.

– И что я должна для вас написать?

– Сам городок.

Сара складывает руки на груди:

– Я не очень умею писать здания.

– Буду откровенен. Учитывая историю городка, ни один харлемский художник не возьмется его писать. – Он криво улыбается. – Так что считайте ваши долги сильным побудительным средством.

Вся утонченность, которую Сара увидела в кунсткамере, в тщательном собирании стольких картин, теперь оборачивается чем-то более грубым. Корнелис Грун поворачивается и выходит из комнаты, попыхивая трубкой, а Сара остается стоять под картинами своего мужа.

Сидней Август 2000 г.