Последняя крестьянка

Все жанры от Эзопа до Пруткова…

Подумайге — в его талмудах есть

Раздумья, парадоксы, факты, стансы.

Есть эпиграммы, реплики, романсы,

Ассоциации, экспромты, анекдоты,

Гротески, притчи, басни, еще что-то,

Естественно, там есть стихотворения

И философские сложнейши обобщения.

Есть очень много смелых афоризмов,

Такая вот у автора харизма.

В серьезное он юмор вдруг вплетет,

Бывает, что совсем наоборот…

Где шуткой рассмешит, а где серьезный тон,

Вот тут он как Сократ или Платон,

Тут признается сам — сморозил что-то

Тут снова призадуматься охота…

И думаю — как мозг его вместил

Все эти мысли, чувства и слова,

Моя же вся распухла голова.

Не все по нраву мне в его трудах,

Ту реплику писал он впопыхах,

От анекдота было не смешно –

Он длинный, нудный и с большим изъяном,

Такие помещать в талмуд грешно,

Возможно, что писал его он пьяный.

А здесь вот мысль как космос глубока,

Как будто Бог помог ему советом,

А тут коснулся истины слегка,

Тут снова мысль блеснула звездным светом…

Все ж очарована я и удивлена,

И думаю — какая глубина,

Какой талант в Пестове не отрыт,

Служить бы нам, а он в талмуде спит.

Талмуда не осилила всего,

И хоть прочла из тонны килограммы,

Сказать осмелюсь — творчество его –

Сложнейшая души кардиограмма.

Пессимисту. Шутка

Посвящается Скрипачеву

Что-то жизнь не весела стала у страны,

Я решил повеситься на суку сосны…

Посмотрел на дерево, да и сам не рад –

Здесь зима развесила целый зоосад.

На суку намеченном белый спит медведь,

На соседнем — зайцы — где петлю надеть?

На березе светятся бусы, как блесны,

Негде тут повеситься, буду ждать весны…

Вот пригрело солнышко, снова в лес прибыл,

Взял веревку крепкую, мыло не забыл.

На сучок березовый я петлю надел,

Но услышал иволгу и под древо сел.

Долго слушал песню я, эх и благодать!

Так и не повесился, буду лета ждать.

Вот и лето светится. Выросли грибы,

Что хотел повеситься, вовсе не забыл.

Со слезой прощальною я к стволу приник.

Глянул вниз нечаянно, вижу — боровик!

Тут веревку бросил я, стал грибы искать…

Лучше поздней осенью в лес приду опять.

Вот уж больше месяца в тучах небосклон,

Наконец, повеситься мне сейчас резон!

Взял я снаряжение, вышел на крыльцо…

Сделал лишь движение — дождь хлестнул в лицо…

Постоял на лестнице… Что я, дурачок? –

В дождь такой повеситься — буду, как сморчок…

В дом пришел не весел я, как мне не тужить,

Так хотел повеситься!.. А придется жить…

2011 г.

Бесполезно. Фельетон

Баба Катя внукам сказывала.

В

некотором царстве, в некотором государстве беда приключилась. Да и не беда вовсе, а так — неприятность для народа. Да и то, как посмотреть. А если посмотреть с точки зрения властителей местных, то и не неприятность это, а чистая выгода для того же народа. А случилось вот что. Недалече от города, лет этак десять назад свалку, то есть полигон для мусора по чьему-то недосмотру устроили. В зеленой зоне тот полигончик расположился, на берегу реки, что является притоком самой матушки — Волги. И со всей округи мусор туда возить стали. Возить и сжигать, возить и сжигать! И невдомек тем властителям, а, может, и вдомек, да наплевать, что мусор-то ноне не такой уж безобидный, как в стародавние времена. Все бутыли да пленка, пластмасса да полимеры. А сжигать-то их ох как опасно! От дыма этого и рак случается и дети, говорят, уродцами рождаются да и иммунитет начисто теряется. То есть, лучше сказать и не дым это, а чисто дьявольское отродье. Сначала дымок-то и не очень в городе ощущался, так иногда намахнет, да болеть люди побольше стали. Так бы и жили горожане беспечно, да окружающие леса их подвели. Углядели их леса финны и попросили разрешения эти леса попилить. Говорят, сам Прусак и разрешил. Не успели люди опомниться, глядь, стоит посеред их города безотходное финское производство, а с него отходы то в реку текут, то на их свалку поступают. И все это с разрешения местных властителей.

А к тому времени свалка-то уж не горела. Местные экологи добились ее запрещения и уже на другое место подальше от города ее переносить хотели. Да не тут-то было! Выгоден чем-то финский мусор властителям оказался, и стала свалка расти не по дням, а по часам. Но не до небес же ей расти. Вот и стали жечь снова. Тут и почуяли беду горожане, потому что пошел на город не дым, а дымище. Особенно по ночам допекал. Проснутся ночью, а кругом туман, соседних домов не видно. Откроют окно, а это и не туман вовсе, а гарь со свалки в окна забирается, дышать не дает. Заволновались горожане, бабки за мобильники схватились, давай в другие города внукам названивать, от приезда их на каникулы отговаривать — нет теперь здесь райского уголка, гарь одна. А те, что посмелее, челом бить пошли по разным властителям. Да только понапрасну. Не знали они, что от главного властителя приказ своим холопам был. Всего из одного слова приказ-то: Жечь! Поутихли все. Астматики в больницы поползли за лекарствами, другие на бога — громовержца уповать стали — вдруг дождем зальет, а некоторые про экологов вспомнили: Эй, зеленые. Спасайте снова, задыхаемся!