Последняя любовь Екатерины Великой

– Я не о Дашковой речь веду, а о той, которую вы в действительности глазами ищете, Александр Матвеевич. Дарью с собой не взяли, слишком мелка для того, так что не ищите взглядом.

Глядя вслед удалявшейся Протасовой, Мамонов почувствовал, что у него, несмотря на холод, по спине течет пот, даже ворот расстегнул и шапку с головы снял, так жарко стало! Если Екатерина узнает о его внимании к молодой фрейлине, не миновать беды. Пока Мамонов гнева Екатерины еще боялся, позже наступит время, когда, поняв, что она не умеет жестоко наказывать, он бояться перестал и пустился во все тяжкие, за что, правда, и поплатился.

В Киеве произошла встреча, сильно тяготившая Екатерину. Туда примчался ее давний фаворит (еще того времени, когда она была великой княгиней и супругой наследника престола) польский король Станислав Понятовский. Екатерина порадовалась, что при этой встрече не было весьма наблюдательного Сегюра или не всегда ловкого шутника Нарышкина. Зато Мамонов все заметил и все понял.

Бывшие любовники были потрясены друг другом. Станислав, все такой же подтянутый, поразил Екатерину тем, насколько постарел, она словно увидела себя в зеркале. Глядя на его изменившееся лицо, она отчетливо поняла, что годы не пожалели и ее. Труднее было увидеть его реакцию. Конечно, опытный политик и сердцеед, Понятовский постарался скрыть замешательство, однако от внимательного взгляда Екатерины оно не ускользнуло. Вместо прежней веселой, стройной чаровницы, ради которой стоило совершать любые безумства даже на грани жизни и смерти, Станислав Август увидел располневшую величественную женщину в возрасте, которой приличествовало быть окруженной внуками…

Бывшие страстные любовники были неприятно поражены друг другом. Чего они ждали: что по прошествии стольких лет найдут свою любовь неизменной? Или что старость не тронула их внешность?

Екатерине и Станиславу поговорить бы наедине и по душам, поняли бы, что внешность обманчива, у обоих в груди бились горячие сердца, пусть любовь и не вернулась, но теплота бы осталась. Но поговорить не удалось, взаимное расположение выказывалось лишь внешне, более того, присутствие Понятовского стало быстро раздражать императрицу. Ежедневно видеть подтверждение собственного возраста оказалось слишком трудной задачей даже для такой удивительной и реалистичной женщины. Не меньше изменился за эти годы и Потемкин, и та же Дашкова, и Протасова, и все вокруг. Но видеть старение Дашковой или Анны Протасовой было даже приятно, а к Потемкину Екатерина столь привыкла, что его изменений не замечала. А рядом с Понятовским испытала удар.

Настроение государыни на несколько дней просто испортилось, она потребовала от Потемкина поскорее спровадить короля в его владения. От Киева остался нехороший осадок, императрице не понравилось. Самые проницательные позже заподозрили, что задержка устроена Потемкиным нарочно, чтобы вывести императрицу из себя и оставить от владений Румянцева именно такое – тягостное – впечатление. Если так, то князь поступил гениально, больше в Киев Екатерина возвращаться не захотела.

Государыня потребовала к себе Потемкина и приказала, чтобы кавалькада двинулась дальше:

– Ну уже никакой мочи нет ждать, Григорий Александрович!

Тот развел руками:

– В природном нестроении я невиновен, матушка. Рано плыть, половодье…

– Половодье ли виной, князь, или то, что ты еще менее готов, чем Румянцев?!

Это было нечестно, Румянцев не виноват, что пришлось столько сидеть в Киеве. Не был виновен и Потемкин: предусмотреть долгий ледоход и сильное половодье он не мог. Князь пожал плечами:

– Завтра отплываем, коли велишь, матушка…

– Велю!

28 апреля, несмотря на бурное половодье на Днепре, по реке вытянулся караван из судов. Среди них три большие галеры – «Днепр», на которой расположилась сама императрица, «Буг» Потемкина и «Десна», предназначенная для проведения торжественных мероприятий. Дальше следовали «Сейм» с иностранцами и «Еж» для остальных придворных. Остальные поменьше, в том числе для доктора Роджерсона и его аптекаря… Всего же больших и малых судов насчитывалось восемь десятков!

Под прощальный салют из пушек они один за другим отчаливали от пристани. И хотя еще плыли по владениям Румянцева, сам генерал-губернатор не провожал, ему было позволено остаться в Киеве. Государыня не желала никого видеть. Румянцев провожал уплывающих с явным облегчением. Куда легче и проще брать города, чем вот так ублажать капризный двор!

Но настроение у Екатерины не улучшалось. Было отчего: во-первых, Потемкин оказался прав, и Днепр нес воду слишком быстро, плыть трудно, суда то и дело сталкивались, грозя потопить друг дружку. Князь только разводил руками, мол, я предупреждал. Но понимание его невиновности настроения государыне не прибавляло, напротив, ухудшало. Кроме того, почти сразу нагнали два не слишком приятных известия. Из Петербурга сообщили, что внуки императрицы, Александр, Елена и Константин, заболели корью. Сердце бабушки зашлось от страха. Александр в том возрасте, когда корь может сильно повлиять на его мужское развитие.