Последняя любовь Екатерины Великой

Александре было невыносимо жаль себя, она не понимала жестокого поступка жениха, боялась гнева бабушки. А вдруг это она сделала что-то не так? Вдруг ее счел недостойной король Густав? Но если он разочаровался, то мог хотя бы сказать об этом заранее, а не заставлять множество гостей ждать! Бедная бабушка, какого она натерпелась позора! Было так горько и обидно за всех, за бабушку, за родителей, за всех, кто изо дня в день встречал, ласково беседовал с королем, старался ему всячески угодить, устраивал балы и маскарады, фейерверки, кто так переживал за них… Хотелось вскочить, прибежать в посольство, глянуть Густаву в глаза с одним-единственным вопросом: «Как же ты мог так всех унизить и обидеть?!» Она уже не думала о себе, ей было жаль всех остальных. И княжна Александра Павловна вовсе не хотела больше выходить замуж за шведского короля Густава IV.

Императрица не плакала, она словно окаменела. Роджерсон поторопился пустить кровь, это помогло, но заснуть не удалось. Прогнав от себя всех, в том числе и Зубова, Екатерина лежала, уставившись в потолок, с сухими глазами (хотя обычно плакала по любому поводу) и травила себе душу. Рядом в кресле сидела Мария Саввишна, категорически отказавшаяся покидать спальню, а в соседнем кабинете дремал также в кресле Роджерсон. Беспомощно топтался Зотов, ходила из угла в угол Протасова, стараясь наступать полегче, чтобы не слышала императрица.

Не спал в своих комнатах и Зубов. Он понимал, что это конец карьеры, если его и простит государыня, то никаких важных поручений больше не видеть…

Имей такую возможность, Платон придушил бы противного тощего шведа своими руками! Заартачиться в последний момент! Что было делать им с Морковым? Государыня сильно огрела графа скипетром, досталось и нечаянно подвернувшемуся Безбородко. Но это сегодня, пока Екатерина в гневе, а что будет завтра, когда она придет в себя?

Граф Панин в сердцах уже бросил, выходя из зала:

– Переговоры умники вели на балу да в опере! Ни одного серьезного совещания! И бумаги на подпись принесли в тот же день, а не заранее!

Старый опытный Никита Петрович был совершенно прав, если бы договор сообразили подписать хотя бы в предыдущий день, оставалась надежда о чем-то договориться и не было бы того позора.

Панину ответил битый ни за что Безбородко, только этого уже не слышал сам Зубов:

– Два прохвоста надували щеки да болтались вместо того, чтобы действительно договариваться. А государыня им доверилась.

Екатерина долго лежала молча, а потом вдруг проговорила:

– Бал не отменила…

Перекусихина метнулась к государыне, решив, что та бредит. Но Екатерина была в себе, она снова усмехнулась:

– Совсем глупая и рассеянная стала, бал не отменила…

На следующий день действительно должен был состояться бал в честь помолвки, и из-за неприятностей его забыли отменить. Александра ехать на бал категорически отказалась, а вот Екатерине пришлось там появиться. Она дольше получаса не выдержала, все же перенесла слишком сильное потрясение. А вот король Густав приехал. Это был странный бал, на котором совсем недавно прекрасно принимавшие короля люди старательно делали вид, что его не видят. Не смог нормально разговаривать с так некрасиво обошедшимся с его дочерью человеком Павел Петрович. Он вообще говорил Марии Федоровне, что, будь его воля, вышвырнул этого мальчишку вон, чтобы летел до самого Стокгольма.

Сам Густав держался как ни в чем не бывало, словно это не он совсем недавно просил руки княжны, смотрел влюбленными глазами, а потом опозорил бедную девушку. Но королю все же дали понять, что отношение к нему сильно изменилось. Невеселый бал быстро закончился, танцевать никому не хотелось…

Екатерина не могла оставить положение дел в таком состоянии, она объявила, что ничего не расторгнуто, а только отложено, и попыталась еще и еще раз поговорить с Густавом. Король вел себя странно, он упрямо, точно осел, твердил о своем несогласии с верой невесты и отказывался вообще говорить на эту тему. Наконец, Екатерине надоело убеждать мальчишку, они разошлись, весьма недовольные друг другом.

Но теперь опасность почувствовал регент, в воздухе просто повисло напряжение и зазвучали угрозы попросту начать войну и примерно наказать мальчишку! Этого не произносил никто из императорской семьи, не говорили особо близкие к Екатерине, но уже слышалось в гостиных по всему Петербургу. Зарвавшегося мальчишку и впрямь следовало проучить. Регент постарался переубедить собственного племянника, но тут проявилась та самая главная черта характера Густава IV, о которой старательно умалчивали шведы, – неимоверное упрямство. Чем больше его уговаривали, чем сильнее на него давили, чем больше с ним разговаривали, тем упорней становился он в своем нежелании поступать разумно. Два дня регент немилосердно ругался с королем, объясняя, какую беду тот может навлечь на всю страну своим тупым упрямством, ничего не помогло.