Последняя любовь Хемингуэя

Работа не шла, и она решила спуститься в комнату Хемингуэя. Может он ей подскажет, что следует нарисовать. Время шло к обеду, вскоре заканчивался дневной этап их литературный работы. После обеда, обычно следовал отдых. Но, может, сегодня они снова куда-нибудь поедут?

Адриана спустилась на второй этаж и через застекленное окно в двери увидела Хемингуэя. Он бил пальцем по клавиатуре пишущей машинки. Вот он задумался, опустил голову, почти на машинку, поднял ее и снова набрал слово. Потом отошел от полки с машинкой и прошелся по комнате, задумчиво поглаживая ладонью свой подбородок. Снова подошел к машинке и, кажется, напечатал строчку. Опять задумался, прошелся по комнате и снова к машинке…

«И сколько же он проходит километров, прежде, чем найдет нужное слово или выражение?» – С нежным состраданием подумала Адриана. Как он мучается над каждым словом? Никто сейчас этого не видит, кроме нее. Его надо жалеть, нянчить, потакать его желаниям, лишь бы писал. А она его только любит, но сможет ли, как Мэри, создать ему условия для работы? Она следила, как он пишет начало нового произведения. Станет ли оно великим произведением? Несомненно! Она вдохновила Папу на эту книгу. И чувство нежной гордости за великого человека, охватило ее. Адриана решила не заходить в его комнату и не мешать ему в работе. Пусть пишет, пока течет мысль и работает рука. И снова любовь к нему поднялась теплой волной в груди Адрианы.

Снизу послышались торопливые шаги, и она увидела, поднимающегося вверх по лестнице, Рене Вильяреаля. Он работал у Хемингуэя и выполнял обязанности управляющего по дому. Хотя обязанностей у него достаточно было и других. С детства, служивший у Хемингуэя, Рене пользовался полным доверием своего хозяина. Впрочем, как и другие слуги. Иных слуг Хемингуэй просто не держал. Оставались самые верные. Адриана хотела уйти, но Рене обратился к ней.

–Сеньора графиня. – Вежливо спросил он Адриану. – Вы к Папе?

Рене все видел и знал, что происходит в доме. Его преданность Хемингуэю не знала границ. Адриана, застигнутая врасплох этим вопросом, пробормотала:

–Я хотела войти, но он работает…

–Заходите. Он уже заканчивает работу. Видите? – И Рене показал бутылку виски «Чивас». Она запомнила по прошлому разу эту марку виски. – Папа попросил ее принести. Значит, на сегодня работа закончилась.

«Все логично. – Подумала Адриана. – Наверное, у него начало пошло хорошо и он хочет отметить это событие. Конечно, он бы пригласил и меня. Но, кажется, он такую же бутылку оставил у себя в шкафу. Неужели выпил?»

Они вошли в комнату, и Хемингуэй, оторвавшись от листа бумаги, на котором что-то записывал, возбужденно произнес:

–Рене! Знаешь, сколько слов я сегодня написал?

–Не знаю. Но вижу, что много. – И он улыбнулся радостной улыбкой. Когда хорошо Папе, то и ему хорошо, и всем хорошо.

–Открывай «Чивас». Он заслуживает того, чтобы его сегодня выпили. Тысяча девяносто слов стоят «Чиваса»! – Гремел его победный голос.

Обычная норма у Хемингуэя была пятьсот слов. Это знали слуги. И знали, что он каждый день, заканчивая работу, подсчитывал количество слов, напечатанных за день. Сегодня он вдвое превзошел себя.

–Наливай всем!

–Пригласить мисс Мэри? – Спросил Рене.

–Пока не надо. Она пусть радуется за меня, без меня.

Рене налил в стаканы виски, разбавив их минеральной водой. Ее Хемингуэй предпочитал содовой, правда, когда только начинал выпивать. Потом шла содовая.

–Ну, Рене, я сегодня совершил подвиг! Моя книга продвинулась вдвое быстрее, чем бы это было в обычные дни. И знаешь, кто всему виной?

Рене знал, но ответил наоборот:

–Не знаю, Папа.

Адриана поняла, что разговор пойдет о ней, и смущенно запротестовала:

–Давайте выпьем. А то у меня после вчерашнего рома, до сих пор голова кружится.

Хемингуэй пристально посмотрел на нее и улыбнулся:

–Все правильно Голова должна болеть от работы или любви. Ром, девочка, у тебя давно прошел. Осталось другое… – Он не стал уточнять, что осталось. – Рене! Взгляни на меня! Я самый счастливый человек на свете! Не спорьте со мной! Взгляни на нее, Рене! И ты поймешь, почему я самый счастливый человек. Понял?

–Да. – Понимающе улыбнулся Рене.

–Сегодня я начал грандиозную вещь. Уверен, что она у меня получится. Кто рожден быть головой, тому шляпа с неба падает! – Вспомнил он свою любимую поговорку. – А теперь выпьем, за новую книгу!

Все выпили и Хемингуэй, с громким стуком поставив стакан на стол, подошел к полке и взял боксерские перчатки. Одну пару он бросил Рене, который ловко их поймал.

–Одевай! – Распорядился он и стал натягивать другую пару перчаток на свои руки. – Вспомню молодость, как побеждал боксеров-любителей Багам и Флориды. Так будет сейчас и с тобой, Рене!

Рене, с понимающей улыбкой, натягивал перчатки. Он был моложе Папы почти на тридцать лет и готов был уступить сейчас Хемингуэю матч.

Адриана увидела снисходительную улыбку Рене и встала между ними, посередине комнаты, замахав руками.

–Не надо! Пожалуйста! Я не люблю этого спорта! Это не спорт! Прошу тебя, Папа, прекрати.

Хемингуэй нахмурился, улыбка сбежала с его губ, и он сказал: