Последняя любовь Хемингуэя

Ну, «Босс», не подведи меня? Раньше ты был надежным товарищем. Как лучше тебя приспособить? В рот. Чтобы наверняка! Какая холодная сталь и противно пахнет машинным маслом. Ее ледяную правду ощущает мой мерзкий язык и высокое нёбо. Теперь, как бы достать до спускового крючка? Рука не достает. Скидывай шлепанец и ощупай пальцами ноги дерево и железо ружья! Не бойся! Как всегда покажи другим, что ты смел и настойчив в достижении цели! Вот и хорошо. Пальцы ноги нажимают на спусковые крючки. Надо, чтобы было сразу же два выстрела одновременно. Старайся! Пройден люфт спусковых крючков…

Слышу звон. Это стонет мой Колокол! Он звонит по мне потому, что отлит мною. Струнами моих рук, мелодией ума, симфонией души. Звони мой Колокол! Мой мозг дождался твоего последнего стона! Спасибо тебе, что звонишь вовремя!

В меня стреляют снарядами из всех трех войн! Они взрываются внутри сердца и мозга!

…Мой молодой соперник, нокаутировал меня в двенадцатом раунде!

Я не смог дольше продержаться.

Я не смог обновиться за этот срок, отпущенный мне природой!

Выдохся!

…Все реки текут из океана и заканчиваются водопадом. Это я теперь знаю точно! Я на своем индейском каноэ не пытаюсь выгрести на середину океана. Меня засасывают воронки реки и влекут к пропасти водопада. Я бросил грести. У меня нет сил. Прочь все из моего каноэ! Я остаюсь один! Я всегда был один!

Я одинокий атом, прорвавший оболочку моей молекулы, и создавший собственную орбиту без звезды!

Мою лодку поднял гребень пены падающей воды и несет вниз на острые скалы.

Я вижу глаза океана в последний раз! Он смотрит в меня! Он одобряет мое решение…

Вижу, как взорвалось солнце, и разлетелось яркими одинокими атомами! Я один из них! Атом сердца!

Без звезды…

В бледном луче неземного света, рвусь в пасть черного, холодного водопада…

…и вечный мрак…

Мэри Хемингуэй

Я не лгала. Я сознательно, в те первые, трагические минуты, сказала всем, что это несчастный случай. Я еще долго не могла осознать всю правду происшедшего. Но теперь мне ясно – он ушел из жизни сознательно.

Он, к сожалению, не оставил посмертного письма и не объяснил причины своего ухода из жизни. Хотя некоторые склонны считать, что такое письмо должно было быть. Я отвечаю, что его не было. В крайнем случае, его никто и никогда не видел. Я его тоже не видела. А мне оно было бы нужней других. А ручка и бумага, всегда лежали у него на столе.

На меня свалилась куча дел, которые не успел закончить Эрнест. Сразу же после похорон поехала на Кубу. Хемингуэй оставил мне письменное распоряжение, чтобы после его смерти все его личные бумаги были уничтожены. Костер в «Ла Вихии» горел десять дней и ночей, не переставая. Я сжигала его переписку, как он хотел. Слуги плакали, вынося из Башни ящики с бумагами. Но я им показала письмо Хемингуэя, требующее уничтожить его личные бумаги, и они подчинились. Некоторые письма, я лично бросала в костер, не читая, и разгребала его палкой, чтобы все сгорело полностью. С особым старанием я жгла письма и фотографии итальянской графини. Била по пеплу палкой, чтобы ничего не осталось. Вы меня поймете. Она принесла мне больше страданий, чем все остальные враги. Это была не любовь, а старческая привязанность Хемингуэя, если хотите, к игрушке или к ушедшей молодости. Знайте это, кто считает по иному.

Я его сохранила для всех героическим и непонятным, гениальным пьяницей. Если хотите, считайте так. Он последний романтик двадцатого века. Пусть им и остается. Я создала ему такой образ, и должна его поддерживать в последующем всеми средствами. Не изданные им, но подготовленные мной к печати произведения, докажут, что Хемингуэй был сильным человеком нашего времени и трагическая смерть только это подтверждает.

Я его создала! При мне он стал Нобелевским лауреатом. Его славу при жизни, я умножу после его смерти. А слава – бессмертна!

Я знаю, что говорю. Потому, что я последняя любовь и опора Хемингуэя в этой жизни. Была и остаюсь.

Я прожила долгую, трудную, но считаю, счастливую жизнь.

Адриана Иванчич

Когда я узнала о смерти Хемингуэя, то бросилась аэропорт. Хотела лететь в Америку, успеть на похороны. Или на Кубу, чтобы сжечь тот дом, в котором закончилась, против нашей воли, наша любовь. Но меня друзья и родственники удержали в аэропорту и не позволили мне лететь к Хемингуэю. Да, для меня он всегда жив.

Потом появилось много статей о нем. Мисс Мэри утверждала, что он любил только ее. Тогда я опубликовала и с аукциона продала, шестьдесят пять писем Хемингуэя, написанные мне. Пусть мир знает правду. Я его последняя любовь! Только мне он пел через океан. Песни ко мне в его книгах. После меня он никого больше не любил.

Получив его посмертное письмо и прочитав, долго сидела, окаменев от навалившейся памяти. Конечно, плакала. Я представила, как он мучился в последние дни и годы своей жизни. Почему никто этого не увидел?