Последняя мистификация Пушкина

От На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны по­эт уз­нал о на­ме­ре­ни­ях Алек­сан­д­ри­ны. Пред­поло­жить его ре­ак­цию не труд­но. То, что по­эт по­ка­зал своя­че­ни­це ос­кор­би­тель­ное пись­мо к Гек­кер­ну, обыч­но рас­смат­ри­ва­ет­ся ис­сле­до­ва­те­ля­ми как свиде­тель­ст­во осо­бо­го до­ве­рия к ней со сто­ро­ны по­эта. Но ду­ма­ет­ся, это бы­ла отчаян­ная по­пыт­ка от­го­во­рить своя­че­ни­цу от не­ра­зум­но­го ша­га. По­сле ду­эли Алек­сан­д­ри­на ре­ши­ла, что Пуш­кин драл­ся из-за нее. Дол­гое вре­мя она хра­ни­ла эту «тай­ну», за­тем рас­кры­ла ее Фри­зен­го­фу (из­вест­ное пе­ре­шеп­ты­ва­ние на­ка­ну­не свадь­бы, опи­сан­ное Ара­по­вой), не­сколь­ко поз­же - ско­рее все­го, по­сле смер­ти На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны в 1863 го­ду - По­ле­ти­ке. Та, в свою оче­редь, пе­ре­да­ла Тру­бец­ко­му, а князь не пре­ми­нул ук­ра­сить ис­то­рию пи­кант­ны­ми «под­роб­но­стя­ми» из жиз­ни ка­ва­лер­гар­дов и пред­ста­вить пуб­ли­ке «от­кро­ве­ния Алек­сан­д­ри­ны» в ка­че­ст­ве ис­тин­ной при­чи­ны ду­эли.

Алек­сан­д­ри­на не при­над­ле­жа­ла ни к од­ной из «пар­тий». Она бы­ла оди­но­ким, се­бя­лю­би­вым че­ло­ве­ком, спо­соб­ным вы­жи­вать во вра­ж­деб­ном, как ей каза­лось, ми­ре. Ее без­дет­ность, что ни го­во­ри, лиш­нее то­му свидетельство. И хотя ее от­но­ше­ния с Пуш­ки­ным вряд ли серь­ез­ным об­ра­зом по­влия­ли на дуэль­ные со­бы­тия, объ­ек­тив­но она сыг­ра­ла на ру­ку Дан­те­са, сво­им «чел­ноч­ным» хождением подтверждая его ответное пра­во вме­ши­вать­ся в личную жизнь по­эта. Алек­сан­д­ри­на долж­на бы­ла за­нять скром­ное ме­сто в ря­ду дру­гих, воз­мож­но, не са­мых яр­ких, стра­ниц пуш­кин­ской био­гра­фии, но про­изош­ло об­рат­ное – вни­ма­ние по­том­ков пре­вра­ти­ло ее в жерт­ву и в од­ну из глав­ных фи­гур ду­эль­ной ис­тории.

И еще - ес­ли чи­та­тель вдруг за­хо­чет са­мо­стоя­тель­но оз­на­ко­мить­ся с рас­ска­зом Вя­зем­ской о воз­вра­щен­ной це­поч­ке и по­тя­нет­ся за кни­гой, спе­ци­аль­но под­го­тов­лен­ной для мас­со­во­го чи­та­те­ля - за двух­том­ни­ком «Пуш­кин в вос­по­ми­на­ни­ях со­вре­мен­ни­ков» - то по­сле слов «Пуш­кин под­ру­жил­ся с нею» его встре­тит пуг­ли­вое мно­го­то­чие. Ду­ма­ет­ся, не из нрав­ст­вен­ных по­бу­ж­де­ний со­ста­ви­те­ли уб­ра­ли этот эпи­зод (том­ле­ние по­эта под ди­ва­ном за­муж­ней жен­щины в пе­ре­ска­зе На­що­ки­на ос­тав­ле­но ими без из­ме­не­ний!), а от лож­ной стыд­ли­во­сти и внут­рен­не­го ис­пу­га, что не су­ме­ют спра­вить­ся с не­удоб­ной те­мой в ис­то­рии нашей куль­ту­ры.

Вы­бор

22 ян­ва­ря, в пят­ни­цу, Пуш­кин ра­бо­тал над стать­ей «О Миль­то­не и Ша­тоб­риа­но­вом пе­ре­во­де По­те­рян­но­го Рая». Знакомство с од­ним из фраг­мен­тов этой ра­бо­ты наглядно демонтрирует, ка­кие чувства ов­ла­де­ва­ли по­этом пе­ред дуэлью:

«быв­ший не­ко­гда пер­вым ми­ни­ст­ром», взял­ся за пе­ре­вод по­эмы Миль­то­на «для кус­ка хле­ба», не же­лая ид­ти на служ­бу но­во­му пра­ви­тель­ст­ву. ...Тот, кто, по­тор­го­вав­шись немно­го с са­мим со­бою, мог спо­кой­но поль­зо­вать­ся щед­ро­та­ми но­во­го пра­ви­тель­ст­ва, вла­стию, по­чес­тя­ми, бо­гат­ст­вом, пред­по­чел им че­ст­ную бед­ность. Ук­ло­нив­шись от па­ла­ты пе­ров, ..Ша­тоб­ри­ан при­хо­дит в книж­ную лав­ку с про­даж­ной ру­ко­пи­сью, но с не­под­куп­ной со­вес­тию[465].

По­нят­но, что с та­ки­ми чув­ст­ва­ми Пуш­кин не мог ос­та­вать­ся в Пе­тер­бур­ге. В ию­не 1834 го­да он уже из­ла­гал по­хо­жие мыс­ли в пись­ме к же­не:

Я дол­жен был на те­бе же­нить­ся, по­то­му что всю жизнь был бы без те­бя не­сча­ст­лив; но я не дол­жен был всту­пать в служ­бу и, что еще ху­же, опу­тать се­бя де­неж­ны­ми обя­за­тель­ст­ва­ми. ...Те­перь они смот­рят на ме­ня как на хо­ло­па, с ко­то­рым мож­но им по­сту­пать как им угод­но[466].

И все же, то­гда это боль­ше по­хо­ди­ло на са­мо­оп­рав­да­ние - пред­ва­ри­тель­ный ди­аг­ноз бо­лез­ни. Те­перь же про­зву­чал окон­ча­тель­ный при­го­вор - с ним не про­сто мо­гут «по­сту­пить как им угод­но», но уже по­сту­па­ют. И вы­бор был пре­дель­но ясен - ли­бо про­даж­ная ру­ко­пись, ли­бо про­даж­ная со­весть.

Пуш­кин раз­во­дил в сто­ро­ны «за­ви­си­мость жиз­ни се­мей­ной» и той, «ко­то­рую на­ла­га­ем на се­бя из чес­то­лю­бия или из ну­ж­ды». На­та­лья Ни­ко­ла­ев­на не сра­зу это по­ня­ла. Сна­ча­ла она ре­ши­ла, что по­эт ви­дит в ней при­чи­ну сво­его вы­ну­ж­ден­но­го пре­бы­ва­ния при дво­ре. Но Пуш­кин объ­яс­нил ей:

Не сер­дись, же­на, и не тол­куй мо­их жа­лоб в ху­дую сто­ро­ну. Ни­ко­гда не ду­мал я уп­ре­кать те­бя в сво­ей за­ви­си­мо­сти[467].

И то­гда ста­но­вит­ся по­нят­ным, по­че­му вер­нув­шись смер­тель­но ра­нен­ным с ду­эли, со­сто­яв­шей­ся, ка­за­лось бы, по оче­вид­ной при­чи­не, он ска­зал ей поч­ти не­воз­мож­ное:

будь спо­кой­на, ты ни в чем не ви­но­ва­та[468].

Это бы­ло за­вер­ше­ни­ем их мно­го­лет­не­го раз­го­во­ра. Но по­сто­рон­ние, ко­неч­но же, все при­пи­са­ли аб­ст­ракт­но­му ве­ли­ко­ду­шию по­эта.