Последняя мистификация Пушкина

С.Ви­та­ле, по-сво­ему рас­став­ляя со­бы­тия, все же не от­ри­ца­ла, что внуч­ка Ку­ту­зо­ва по­ста­ра­лась, что­бы мо­ло­дой фран­цуз был долж­ным об­ра­зом встре­чен в пе­тер­бург­ском выс­шем об­ще­ст­ве. Это под­твер­жда­ет днев­ник са­мой импе­рат­рицы:

28 фев­ра­ля 1834 го­да... В 10.30 мы прие­ха­ли к Фи­кель­мо­нам, где я пе­ре­оде­лась в ком­на­те Дол­ли в бе­лое пла­тье с ли­лия­ми, очень кра­си­вы­ми... мои ли­лии ско­ро за­вя­ли. Дан­тес про­дол­жал смот­реть на ме­ня ⁴⁷⁶.

К то­му же, есть ос­но­ва­ния по­ла­гать – взять хо­тя бы чер­но­вые за­пи­си пер­во­го био­гра­фа Пуш­ки­на П.В.Ан­нен­ко­ва[477]- что ге­рои­ней на­що­кин­ско­го рас­ска­за, так на­зы­вае­мой, «жар­кой сце­ны» в до­ме ав­ст­рий­ско­го по­сла, и хо­зяй­кой ди­ва­на, под ко­то­рым дол­го то­мил­ся Пуш­кин в ожи­да­нии обе­щан­ной на­гра­ды, бы­ла все та же ум­ная Дол­ли:

Эта бли­ста­тель­ная, без­уко­риз­нен­ная да­ма на­ко­нец под­да­лась обая­ни­ям по­эта и на­зна­чи­ла ему сви­да­ние в сво­ем до­ме ...Бы­ст­ро про­хо­ди­ло вре­мя в на­сла­ж­де­ни­ях. На­ко­нец Пуш­кин как-то слу­чай­но по­до­шел к ок­ну, от­дер­нул за­на­вес и с ужа­сом ви­дит, что уже со­всем рас­све­ло, уже бе­лый день. Как быть? ...Пуш­кин сжав ей креп­ко ру­ку, умо­лял ее от­ло­жить об­мо­рок до дру­го­го вре­ме­ни, а те­перь вы­пус­тить его, как для не­го, так и для се­бя са­мой. Жен­щи­на пре­одо­ле­ла се­бя. В сво­ем кри­ти­че­ском по­ло­же­нии она ре­ши­лась при­бег­нуть к по­сред­ст­ву третье­го. Хо­зяй­ка по­зва­ла свою слу­жан­ку, ста­рую, чо­пор­ную фран­цу­жен­ку... Она све­ла Пуш­ки­на вниз, пря­мо в ком­на­ты му­жа. Тот еще спал. Шум ша­гов его раз­бу­дил. Его кро­вать бы­ла за шир­ма­ми. Из-за ширм он спро­сил: «Кто здесь?» - «Это - я», - от­ве­ча­ла лов­кая на­перс­ни­ца и про­ве­ла Пуш­ки­на в се­ни, от­ку­да он сво­бод­но вы­шел: Та­ким об­ра­зом все де­ло ос­та­лось тай­ною. Но бли­ста­тель­ная да­ма в про­дол­же­ние че­ты­рех ме­ся­цев не мог­ла без дур­но­ты вспом­нить об этом происшествии[478].

Ко­гда про­изош­ло это со­бы­тие, точ­но не­из­вест­но? Вы­бор до­воль­но ши­рок: ме­ж­ду ию­лем 1829 го­да, при­бы­ти­ем Фи­кель­мо­нов в Пе­тер­бург, и ма­ем 1836 го­да, по­след­ней встре­чей Пуш­ки­на и На­що­ки­на. Ин­тер­вал мож­но су­зить, ес­ли со­гла­сить­ся с мне­ни­ем П.Бар­те­не­ва, что на­що­кин­ский рас­сказ жи­во на­по­ми­на­ет сце­ну «ожи­да­ния» Гер­ман­ном гра­фи­ни в «Пи­ко­вой да­ме»[479], ко­то­рую по­эт, ве­ро­ят­нее все­го[480], пи­сал в ок­тяб­ре 1833 го­да. Скрын­ни­ков, к при­ме­ру, по­ла­га­ет, что «ран­де­ву» при­бли­зи­тель­но «име­ло ме­сто в 1832 или 1833 г.»[481]

Са­ма Дол­ли, ко­неч­но, не ста­ла до­ве­рять бу­ма­ге тайну «жаркой» истории, но по ха­рак­те­ру за­пи­сей в ее днев­ни­ке и дру­гим до­ку­мен­там мож­но догадаться, когда, скорее всего, она пережила это рискованное приключение. 13 ян­ва­ря 1830 го­да Фи­кель­мон за­пи­са­ла в днев­ни­ке:

Вче­ра 12-го мы дос­та­ви­ли се­бе удо­воль­ст­вие по­ехать в до­ми­но и мас­ках по раз­ным до­мам. Нас бы­ло во­семь - ма­мень­ка, Кат­рин <гр. Е. Ф. Тиpенгаузен>, г-жа Мей­ен­дорф и я, Гек­керн, Пуш­кин, Ска­ря­тин и Фриц <Лих­тен­штейн>. Мы по­бы­ва­ли у анг­лий­ской по­соль­ши, у Лу­доль­фов и у Оле­ни­ных. Мы очень по­за­ба­ви­лись, хо­тя ма­мень­ка и Пуш­кин бы­ли тот­час уз­на­ны, и вер­ну­лись ужи­нать к нам[482].

О про­дол­же­нии тех же за­бав со­об­ща­ет Дол­ли в сво­ем един­ст­вен­ном со­хра­нив­шем­ся пись­ме к по­эту от 8 или 15 фев­ра­ля 1830 г., но де­ла­ет это уже в бо­лее ин­тим­ной ма­не­ре:

Ре­ше­но: мы уст­ро­им наш мас­ка­рад­ный вы­езд зав­тра ве­че­ром - в 9 ча­сов мы со­бе­рем­ся у ма­мень­ки. При­ез­жай­те в чер­ном до­ми­но и в чер­ной мас­ке - ва­ша ка­ре­та нам не нуж­на, но слу­га мо­жет по­на­до­бить­ся - на­ших слуг мо­гут уз­нать. Мы рас­чи­ты­ва­ем на ва­ше ост­ро­умие, до­ро­гой Пуш­кин, что­бы ожи­вить всю эту за­тею. За­тем вы по­ужи­нае­те у ме­ня, и я еще раз по­бла­го­да­рю вас[483].

Оче­вид­но, что ха­рак­тер это­го пись­ма су­лил не толь­ко пла­то­ни­че­ские удо­воль­ст­вия. 11 ав­гу­ста 1830 го­да Дол­ли за­пи­са­ла в днев­ни­ке:

Вя­зем­ский уе­хал в Мо­ск­ву и с ним Пуш­кин, пи­са­тель; он при­ез­жал сю­да на не­ко­то­рое вре­мя, что­бы уст­ро­ить де­ла, а те­перь воз­вра­ща­ет­ся, что­бы же­нить­ся. Ни­ко­гда еще он не был та­ким лю­без­ным, та­ким пол­ным ожив­ле­ния и ве­се­ло­сти в раз­го­во­ре - не­воз­мож­но быть ме­нее при­тя­за­тель­ным и бо­лее ум­ным в ма­не­ре вы­ра­жать­ся.

Дол­ли уме­ла управ­лять свои­ми чув­ст­ва­ми. Ведь по­эт рас­ска­зал На­що­ки­ну «жар­кую ис­то­рию» не ра­ди муж­ской при­хо­ти, а как раз

по слу­чаю их раз­го­во­ра о си­ле во­ли. Пуш­кин уве­рял, что при не­об­хо­ди­мо­сти мож­но удер­жать­ся от об­мо­ро­ка и из­не­мо­же­ния![484]