Последняя охота

Ньеман стоял у подножия дуба, скрытый переплетением плюща и колючих веток дикой ежевики, и не шевелился: заметить его противник не мог. На руку сыщику были даже нюансы тона рубашки и брюк. Охотника же выдавала монолитность. Два разных цветовых пятна в кустарнике сделали бы его невидимым.

Ньеман разглядывал врага, отчаянно потея под грязевой маской.

Человек был волчьего цвета. Однородно-серого.

Старая шерстяная куртка (этот материал не издает звуков, соприкасаясь с ветками, дышит и поглощает любой контакт), каскетка с длинным козырьком затеняет лицо, митенки маскируют руки. На нем ледерхозе, едва доходящие до колен штаны из оленьей кожи (их никогда не стирают, их можно просто ставить на пол), серые носки и черные ботинки «Paraboot». Великолепное обмундирование, обеспечивает скрытность, не стесняет движений, позволяет встроиться в окружающую среду и спокойно уйти в случае необходимости. Прощай, фольклор, пальто и дождевики, мотоциклетные очки и перекрещенные гранаты. Охота с подхода – это бесшумная схватка…

Пролет птиц застал охотника врасплох, но он себя не выдал, остался неподвижным, как мраморная статуя, в ожидании, когда в лесу восстановится нормальный ритм жизни. Ньемана он не заметил. Огромное преимущество, особенно если он продолжит двигаться в сторону сыщика.

Через пять минут все так и случилось.

Охотник словно бы плыл сквозь птичий щебет, солнечные лучи, жужжание насекомых и хруст невидимых существ. Он двигался так медленно, что казался составной частью пейзажного пазла, как кусок коры, перекатывающийся по земле.

Семьдесят метров.

Ньеман перестал дышать. Стал сероватыми пятнами, тенью, зыбкой формой, нимало не похожей на человека. Проблема была только в очках – стекла могли сверкнуть на солнце – но их пришлось оставить, иначе он и помочиться не сумел бы, не забрызгавшись.

Тридцать метров.

Ньеман плавно и очень осторожно завел руку за спину и достал из-за пояса нож.

Двадцать метров.

Козырек прикрывает пол-лица. Глаз не видно. Губы размыкаются. Язык все время облизывает ноздри. Невероятно: точно так же сделал бы олень – влажный нос позволяет лучше чувствовать направление ветра. Кажется, охотник верит, что у него звериный нюх…

Пять метров.

Враг не видит Ньемана, как будто он действительно стал частью дерева, слился со стволом, листвой, насекомыми.

Три метра.

Ньеман бросился на убийцу, нож мягко вошел над грудной костью, между ключицами, рассек трахею. Такая смерть наступала мгновенно и к тому же лишала жертву возможности подать голос. В следующую секунду сыщик вернулся на позицию к дубу. Раненый потянул было руку к горлу, но помешал ремешок ружья, и он упал на колени с выражением крайнего изумления на лице.

Лес не заметил смерти человеческого существа, только дрогнули и зашуршали листья на деревьях.

Охотник повалился на землю, Ньеман наконец выдохнул и задышал, жадно и часто.

Прошло несколько бесконечных минут, прежде чем он решился покинуть укрытие и подойти к своей жертве, без сомнения мертвой. Никто не бежал ему на помощь, вокруг не чувствовалось присутствия других охотников.

Ньеман встал на колено, потянулся за ружьем, и в этот момент его затылка коснулось ледяное дуло.

– Двинешься – умрешь.

Он мгновенно узнал этот низкий голос и успел подумать: «Как же ты облажался, болван…»

63

– Повернись.

Ньеман подчинился, не поднимаясь на ноги, и увидел перед собой участника охоты с подхода в стандартном облачении: безразмерная бесцветная куртка, бесформенная шляпа, выцветшие брюки, заправленные в носки, закрутившиеся спиралью… и никакой обуви.

Все это было бы смешно, когда бы не было так бездарно трагично…

Держа его на мушке, охотник левой рукой сорвал шляпу и опустил воротник, и Ньеман кивнул, подтверждая данное себе определение «тупейшего из легавых».

Перед ним стояла Лаура фон Гейерсберг. Не его союзница в схватке с Черными охотниками, как он думал еще полчаса назад, но их предводительница. Та, что натравила на него смерть.

– Брось оружие.

Ньеман достал «глок» и уже собрался положить его на землю перед собой, но Лаура ударила его пяткой в солнечное сплетение, заставив сложиться пополам. Он опрокинулся на спину, судорожно хватая ртом воздух, как плотва, выброшенная рыбаком на траву.

Лаура подобрала пистолет, перевернула Ньемана на живот, обыскала, нашла нож и приказала:

– Встать…

Он потратил на выполнение приказа длинную минуту, уперся в землю сначала одним, потом другим коленом, подтянул ногу, воткнул в землю пятку и наконец снова стал двуногой… дичью.

Сыщик посмотрел на графиню, на ее потрясающее черное ружье и прочел в сверкающих глазах смертный приговор. Себе.

Лаура фон Гейерсберг не была рядовой охотницей – она олицетворяла собой квинтэссенцию разрушительного инстинкта убийства.

– Всем этим заправляешь ты? – Вопрос прозвучал довольно глупо.

Она не снизошла до ответа. Зачем тратить слова, когда и так все ясно.

– Почему вы убиваете приемных детей?

Лаура тряхнула гривой черных волос и произнесла – вполне будничным тоном:

– Потому что мы берем их в семью, чтобы потом убить.