— Тише, — пролепетала Настя, помассировав виски.
Бледное заплаканное лицо блестело от пота.
— Тебе плохо? — заволновалась Ангелина.
Не дав сменить тему, Динара проговорила о том, как обидно сдохнуть в клоповнике. Все загудели. Одни проклинали администрацию университета, другие жаждали расправиться с безмозглым Игорем, третьи разрабатывали план эвакуации, четвертые призывали каяться в грехах и молиться. В коридоре показался Марк. Его беспечному виду можно было позавидовать.
Маша ошибалась, когда полагала, что чудовищное происшествие прогнало Бортникова из мыслей. Его появление вновь всколыхнуло что-то в сердце, память услужливо подкинула ночные желания. «Пьяный бред», — отмахнулась она, машинально положила ладонь чуть ниже ключицы. Прежде там висела крохотная серебряная подвеска в виде ромашки. Ничего не нащупав, она старательно изобразила, что увлечена рассказом подруги.
— Уже оклемались? — насмешливо спросил Марк, плюхнув на стол упаковку быстрозавариваемой лапши. — Вы какие-то странные.
Его быстро ввели в курс дела.
— Жесть, — протянул он, округлив глаза.
— Все из-за тебя, — со злостью прошипела Динара. — Если бы не соврал про строителей, Захар бы остался, Глеб уцелел.
— Еще скажи, что именно я устроил вписку и столкнул его, — ожесточился Марк. — Не психуйте, внизу лежат три лопаты, какой-нибудь качок вроде Кирилла расчистит дорогу.
Студенты притихли. Игорь вспомнил про следственную фотографию. Вместе с ним, вооружившись линейками, ушел Женя.
— Куда деть Волгина? — вмешалась Динара.
— Принесу клеенку и брезент, — ответил Марк. — Миша, поможешь?
Тот вздрогнул, заупрямился:
— Глеб был мне другом, почти братом. Не могу на него смотреть.
— Никто не вечен, — изрек философ, почесав бороду. — Я, кстати, Семен.
«Вовремя представился», — усмехнулась Маша. Парень процитировал Сенеку: «Смерть предстоит всему: она — закон, а не кара». На десятом афоризме Михаил сдался. Марк, вручив Кириллу ключ от двери, увел новоиспеченных санитаров. Леонид вместе с немногословным соседом по комнате отправились расчищать тропинку.
— Сегодня мы испытали сильный стресс, — мелодично проговорила девушка с психфака, поправив дреды. — Разумеется, немногие способны делиться переживаниями с практически незнакомыми людьми. Если вы хотите выговориться, не стесняйтесь.
От ее тона веяло спокойствием и уютом. Маша села в круг, с удивлением подметила, что студентка, еще не получившая диплом, повела себя профессиональнее, чем специалист из клиники. Женщина, к которой ей прежде не посчастливилось обратиться, говорила очень медленно, будто нарочно тянула время, болтала по телефону, не вникала в суть проблемы, отмахивалась клишированными фразами, советовала записаться на повторный сеанс вместе с мамой. Тот прием завершился на двадцать минут раньше и произвел настолько неприятное впечатление, что больше не хотелось приходить к мозгоправам. Однако сейчас поддержка и чуткость были ей необходимы.
Злата — почему-то имя ускользало из памяти — соответствовала роли хорошего слушателя. Принеся из спальни коричневого плюшевого медвежонка, будущая психолог без нудных терминов и пространных размышлений рассказала, как испугалась при виде обездвиженного Глеба, отрешилась от происходящего, словно наблюдая за происходящим со стороны. В конце она посочувствовала парню, с которым с момента приезда не перекинулась и парой фраз. Ангелина взяла игрушку, поведала, что с детства избегала танатологических мотивов, поэтому предпочла бы скучную поездку адреналиновым горкам. Эмилия пожаловалась на привычку замалчивать переживания, отдаляться от близких и самостоятельно справляться с потрясением. После зализывания ран ей приходилось подолгу налаживать почти утраченное общение, что давалось совсем не просто.
— Я всегда была… — начала Динара, отказавшись от пушистика. — Нет, плохая идея.
— Ощущаешь дискомфорт? — участливо спросила Злата.
— Разве у нас нет других дел, чтобы сидеть тут и ныть?
— Почему ты считаешь нашу беседу бесполезной?
— Облегчение пройдет, проблема останется. Допустим, я скажу, что бешусь из-за бесполезных разговоров и тупой ситуации, что изменится? Ничего. Мы продолжим мерзнуть в разрухе, надеяться на деревенщину с замашками маньяка и неумех, которые никогда не держали лопату. Не понимаю, почему все вечно идет наперекосяк?
Она откинулась на спинку стула, часто задышала и с удивлением добавила:
— Вау, мне полегчало.