Последняя патриотическая

– Я знаю, поэтому говорю. Тебя обменяют. Не убьют. Запомни.

– Спасибо.

– Прощай, Серго.

– Спасибо…

В отряде сухой закон, но Север отпустил литр спирта – поить за фортуну орлов.

– Дикой, разливай, – ходит Орда меж двух столов в кабинете разведки.

– У меня рука дрогнет, вы мне рожу набьете, – всегда «на дурочке» (легче жить), руки в боки Дикой.

– Чего собрались-то? – опоздал кто-то с поста.

– Какой-то укроп свободу свою потерял, – смеются за кружками.

Да вот тоска: литр спирта – на полтора десятка бойцов. И (дело к ночи) расходится на своих двоих, не качнувшись, разведка. Носы красные, а лица синие – порохом жженые, морозами луженые.

* * *

В конце декабря я уезжал из Донбасса домой. Уже на границе достал телефон, набрал номер Евы – жены Серго.

– Да по-русски говори, Ева! Я мову не понимаю. Я россиянин.

– Я поняла вас.

– Где он сейчас у тебя?

– Не знаю. Мне сообщили, в полон забрали его.

– Да, в плену он. В Донецке. Я видел его месяц назад. Я в плен его брал. Он жив у тебя. Его должны обменять. Жди, что обменяют.

– Я жду. Мы все тут переживаем… Когда обменяют?

– Я не знаю. Не знаю, правда.

– Он здоров хоть?

– Да, был в порядке. Я обещал ему, что позвоню тебе, расскажу. Всё, я позвонил. Жди его. Его обменяют. И сюда не звони. На этот номер уже не звони. Прощай, Ева.

– Прощайте.

За нашей границей я разломил пополам и выбросил сим-карту украинского «Лайфа». Потому что уезжал из Донецка уже навсегда. Потому что такое счастье, как Новороссия, бывает только однажды. Вернулся в Россию – и потерял его навсегда.

* * *

В феврале следующего года Серго обменяли на наших военнопленных. Лишь здесь он сыграл свою главную роль. Он так ничего и не принес нам, этот язык. Не потому, что что-то скрывал, а потому, что ему действительно нечего было дать. Чем стал в его судьбе батальон «Волынь»? Недолгим роман – сом, где одна только водка, перловка с червями да с гнилыми сухарями, да вши, что заводило их Минобороны в добытом волонтерами белье.

И горько и больно для солдата закончился этот романс.

– …Куда пойдешь после войны, если выживешь?

– В армию не пойду.

– Страшно, тебе, Серго?

– Да, страшно.

– Детей хочешь увидеть, как вырастут?

– Да, хочу.

Начало конца

Уходит длинная осень четырнадцатого года.

Уходит из старой нищей страны, где на пепелище прошлых миров, меж старыми дряхлыми городами – не удержать – разгулялась беда. Где валит с каменных ног водоворот перемен.

Была Русская весна четырнадцатого года, и через границу сватался Донбасс к ангелам. Да отвернулись ангелы от людей маленьких да сереньких. И началось Русское лето, когда ползли в Донбасс свататься черти. Но встали из людей маленьких колоссы и титаны, и с медью в черепах споткнулись в вышиванках рогули.

Да вот раскидала всех Русская осень… Нет сил больше свататься у тех и других, и запеклись от крови – не отстираешь – наряды.

Русская осень четырнадцатого года. Вставал в полный рост Русский мир, да лишь час простоял на ногах. Не хватило русских ему на земле.

Эх, русские! Держитесь крепче друг за друга, не то упадете.

И вот мы стоим на пепелище прошлых миров, на передовой Украины, во дворе «Пантеона богов». Огромный строй в восемьдесят семь человек – весь «Беркут» отряда Севера. Кто в «горке», кто в камуфляже, чернеют казачьи, с красным верхом папахи: прибыло – не измерить – в Войске Донском за эту войну. Стоят перед строем Орда и Родник, раздают последние инструкции и угрозы. За ними, с карандашами и списками, повариха Алена – не резать ей больше ночами укропов на блокпостах, не обрывать солдатские вещие сны…

Встает перед нами Север и тоже говорит, говорит, говорит. Но без передыха ударяет в грудь ветер, уносит слова и дым сигарет. Уже загружены мины, гранатометы и пулеметы, стоят во дворе машины, уже Алена зачитывает вслух позывные – считает бойцов. Все здесь, на ветру, лишь нет Беспредела: ушел на неделе в запой, а утром подался в Россию.

Сегодня нас отпускает передовая.

– Летите оттуда, «беркуты», – сказали в штабе Донецка.

– Куда лететь-то? – стоял с серым лицом нужный вчера, бесполезный сегодня Север.

– На четыре стороны, кроме Киева.

– Вот туда-то нам и надо, – уезжал он обратно на фронт.

– Совет вашей банде: прибейтесь к кому-нибудь, – вдогонку ему из дверей.

Не докатились до нас в свое время «Оплоты» и «Востоки» со своими танками и батальонами, не разогнали, не разоружили, не положили, как многих. Далеко от всех столиц, в дикое поле залетел «Беркут», бензина не хватило его разорвать. А нынче уже набрала силу республика и просто показала пальцем на дверь: «Эй, банда! Прибейтесь к кому-нибудь». И больше нельзя было этого не расслышать.

– Грузись, славяне! – гаркнул-каркнул Орда.

– С Богом, казаче! – перекрестился Родник.

Все по машинам, и колонна двинулась до Донецка, где Клуни, обещавший нас повесить и расстрелять, в своем отряде «Би-2» дал место для «Беркута».