Последняя песнь до темноты (ЛП)

Она узнала бы этот голос в любом месте, на любой улице мира. Но в этот раз ее сердце не подпрыгнуло. Теперь в нем был лишь растущий ужас.

Она видела его на крыше вдали. Он насмешливо махал руками. Солнце сияло на струнах его лиры.

— Он пел для нас, — удивительно спокойно сказал ее отец.

Рианна сглотнула. Ее тихий голос, казалось, звучал издалека, от кого-то другого.

— Да, Аван, — сказала она. — Пел.

ГЛАВА 11

Ночью ранее Дариен вышел из «Кольца и Бутыли» на свет луны. Он думал лишь, как уйти подальше от Марлена и места, где он не ожидал услышать такие слова.

Долгая дружба рушилась.

Дариен понял, что все еще сжимает маску, несмотря на произошедшее. Шут, как сказала торговка. Он выронил ее на камни. Одна из многих сброшенных масок этой ночью.

Если бы он был честен с собой — Дариен думал об этом, уклоняясь от последних празднующих в тени переулка — часть его всегда была напряжена. Ожидала такого.

«Я надеялся, музыка исцелит его», — думал он, затерявшись в вихре шока и слабости. Что это значило? Музыка не была лекарством.

Он пошел по скрипучей лестнице на крыши, этот короткий путь они с другом использовали часто. Отсюда — где дымоходы поднимались неровным строем — город Тамриллин покрывал горизонт, белые башни среди тумана тянулись к звездам. Пронзали небо. Стены дворца сочетались с изгибами холмов. А потом — море.

Яркая линия присоединилась к морю и небу: первый признак рассвета. Дариену свет часто казался музыкой. В конце долгих ночей в Башне ветров, когда он часами боролся с ручкой и пергаментом при свечах, Дариен часто уходил к утесам острова Академии с видом на море на востоке. Рассвет был для него связан с законченной песней, с новой нитью в гобелене его жизни.

Но теперь Дариену не хотелось смотреть на рассвет.

По лестнице вниз, и он вернулся на улицы. Но в этот раз он не знал, где был. Серый рассвет и убивающая усталость запутали его, хотя он понимал, что недалеко от места, где начал. Он был все еще в старом районе, где мрамор украшал каждый склон, каждый поворот и арку. Но детали были в тени в этом мгновении между ночью и утром, серое сливалось.

Дариен решил, что потерялся, и свет попал в поле зрения, размытый, словно сквозь туман. И этот свет был золотым, на грани с красным.

Вскоре Дариен увидел другу чистого света, приближаясь, и она стала зданием впереди. Ближе стало видно и другие детали: арку двери, наполовину скрытую красной шторой над порогом. За ней Дариен увидел изгиб низкого круглого стола, где дрожало пламя свечи в алом стекле, бросая свет на поверхность отполированного дерева. Насыщенный сладкий аромат попал в ноздри Дариена, он подходил все ближе. Он увидел буквы на камне над аркой, но их сложные формы не были похожи на языки, что он знал.

Штора была из хорошего хлопка, легкого, когда Дариен отдернул ее. Дым перьями встретил его глаза и нос, и запах был резким, хоть и сладким.

В комнате не было окон, но были красные с золотым шторы. Столики у земли терялись в тени комнаты, обрамленные подушками разных красок. Низко висящие медные лампы наполняли комнату трепещущим сиянием.

Дариен тут же увидел мужчину, одиноко сидящего за одном из столиков, он один был в комнате. Смуглость выдавала в нем жителя Кахиши, как и свободное яркое одеяние. Его голова была в тюрбане, короткая бородка подчеркивала выпирающие скулы. У локтя стояла горячая чашка.

— Салем, — сказал мужчина и улыбнулся от смятения Дариена. — Добро пожаловать, — сказал он. — Я не ждал гостей почти на рассвете.

— Я не знаю, что тут делаю, — сказал Дариен.

— Ты шел на свет, полагаю, — ответил мужчина низким, как тени, голосом, что окутал их обоих. — У тебя вид человека, бродившего долгое время.

Дариен покачал головой, усталость мешала объяснить.

Мужчина сделал глоток напитка и зевнул, уже забыв, что Дариен в комнате. Он курил трубку, соединенную с медной урной на полу. Бледно-голубой дым смешивался с паром из чашки. Дариен вдруг захотел надолго уснуть в этой комнате.

— Можно присесть? — сказал он.

Мужчина склонил голову, золотая серьга с рубинами блеснула на свете.

— Если хочешь.

Дариен опустился на одну из подушек у столика неподалеку. Было приятно убрать вес с ног, положить лиру на колени. Ремешок уже давил на его плечо, значит, он носил ее слишком долго.

— Кофе? — сказал мужчина.

Дариен моргнул.

— Простите?

В ответ кахишианец поднял чашку.

— О, пожалуйста, — Дариен не знал, на что согласился, но запах был вкусным.

Мужчина встал и пропал за шторами в задней части комнаты. Он вышел через пару минут с голубой глиняной чашкой, от которой пар шел сильнее, чем от его чашки. Коричневая пенка покачивалась у вершины, грозя пролиться. Дариен осторожно забрал чашку и обхватил ладонями. Он поблагодарил мужчину, вернувшегося на место.

Через миг Дариен спросил:

— Много людей… как я… приходят сюда?

— Вижу, ты играешь, — сказал мужчина. — О, как там вы зоветесь… поэт? Нет, такие бывают редко. Об этом месте знают несколько местных, — он слабо улыбнулся. — Не важно. Я открыл его, потому что оно напоминает мне о доме.

— У вас есть другой доход?