Последняя песнь до темноты (ЛП)

Зря он представлял, что знал ее хоть немного.

А хорошо ли он знал Рианну Гелван?

С новой тревогой Дариен прошел за Лин в их комнату той ночью. Там было темно, но сияли свечи на стене. Четыре свечи, свет мягко трепетал на ее лице и бархате платья.

Дариен потер лицо и сел на кровать, вздыхая.

— Ничего важного, — признал он. — Немного о порталах. И у меня был странный сон, когда я…

— Уснул? — сухо сказала Лин.

— Поймала, — он снова вспоминал произошедшее в библиотеке. — Это мог быть не просто сон, хоть я не думал так тогда, — он описал ей разговор, что увидел, между Эдриеном Летреллом и неким Тайлером. — Это интересно, — сказал он в конце. — Но даже если это не сон, я не вижу, как это нам помогает.

— И я, — сказала она. — Я обдумаю это, пока у меня будет тут время. Ты сможешь принести мне книги? — она сняла шляпку и провела рукой по коротким волнам волос.

— Наверное, — сказал Дариен. — Но я не вижу путь дальше.

— Знаю, — сказала Лин. — Понять бы, где использовать ключ. На нем метка Пророков, значит, где-то здесь, — в полусвете он видел, как она поджала губы. — Валанир Окун, зараза, — она деловито принялась развязывать корсет. Дариен понял, что пялится. Он быстро отвернулся и улыбнулся — он не раз делил комнату, ничто не должно было отличаться. И переодевание тоже.

В голове появилась песня, очертания, без слов. Миледи… Две струны перебирались в тишине. Меланхолия. Моя леди.

Он подумал о Рианне Гелван, она всегда была сладко отдаленной. Стены сада защищали ее.

Он взглянул на Лин через плечо. Она переоделась в рубаху до колен, которую он не видел раньше, чистую и с кружевом. Еще вещи загадочной аристократки. У нее были костлявые коленки и худые лодыжки, как у жеребенка.

— Лин.

Она повернулась, он снова увидел уязвимость в ее глазах и подбородке.

— Да?

Он склонил голову, указывая на сверток у кровати — лира была скрыта там после Тамриллина.

— Можно я поиграю?

Она была удивлена.

— Я не против.

В тишине ночи море тихо играло свою музыку. Лира в его руках была гладкой и теплой, словно объятия любви после расставания. Дариен вздохнул, прижался подбородком к любимому инструменту. Они давно были разлучены. Часть его скучала.

Он хотел быть в этот миг один. Но это не было важно. Лин могла понять. Он ощущал ее жадный взгляд на инструмент. Она больше всего хотела лиру. Может, когда все закончится… Ему было сложно представить конец. Но он будет рад, если там Лин Амаристот улыбнется и получит свою лиру.

— Что мне сыграть? — спросил он у воздуха. Одна, две струны в тишине, песня пришла к нему, волны пели меланхолично. Это был звук всего, что выпало на их долю за эти месяцы: утраты от предательства и из-за него. Любовь ждала в городе, что прогнал его. И оставались песни. Они преследовали его во сне и наяву, молили, чтобы их записали, выпустили. Он должен был выпустить свои потери, горе в музыку, что звучала сквозь него.

— Моя леди, — запел он новую мелодию ночи и свечей, уязвимости в глазах Лин и воспоминаний об этом месте. — Быстро течет река, а с ней надежда моя. Моя леди, — пел он, нашел строчку, что избегала его, которую его сердце искало весь долгий путь. — Больше таких времен не будет.

Лин повторила за ним в неожиданной гармонии.

— Больше таких, — ее голос дрогнул, — времен не будет.

И он понял, отвлекшись на миг, хотя пальцы все еще играли. Это был не удивление, а просто осознание.

— У тебя тоже были потери, — сказал он. — Мне жаль.

— Пой дальше, — сказала она.

Слова и куплеты приходили к нему, часть мозга запоминала их, чтобы потом записывать и исправлять, сделать идеальными. Он пел не только для себя, но и для нее. Он не мог прочесть мысли в ее темных глазах. Ночь в таверне была давно. Странные силы свели их во снах, вели к концу, который он не видел. Безжалостный поток нес их от всего, что они знали и любили.

Он играл долго. Рот и горло пересохли; пальцы болели. Он посмотрел на кровать рядом, она уснула поверх покрывал. Воротник ночной рубашки сдвинулся, показывая бледную кожу ее груди, но лишь край. Дариен осторожно опустил лиру у кровати. Он встал, потянулся, разминая мышцы, сгибая пальцы. Он подошел к кровати, поднял осторожно Лин, хоть она возмутилась с закрытыми глазами, а потом укутал в покрывала до подбородка. Она выдохнула, когда он опустил ее, и прижалась к тонкой подушке. Она прошептала имя, не его, но он не расслышал.

* * *

Он шел по темному коридору со свечой в руке. Двери перед ним: одна, две, три — были закрытыми. Он был в лабиринте коридоров, ветер крепчал. Попасть сюда было проще, чем уйти. Дариен не знал, почему.

Он помнил, как лег спать. И теперь был здесь. На стенах были вырезаны символы, похожие на метку Пророка, знакомые ему. Он был в Академии, но не мог понять в темноте, где именно.

Ему оставалось решить, куда идти.

Кто-то оказался с ним, Дариен ощутил новое присутствие в коридоре. Он обернулся, подняв свечу. Высокая широкая фигура вышла из теней на свет.

Дариен чуть не выронил свечу.

— Хассен, — хрипло сказал он. — Ты…?

Тот прижал палец к губам.