Последняя песнь трубадура

Вячеслав резко потянулся и обеими руками схватил жену за горло. От неожиданности та испуганно пискнула: «Ой, мамочка!»

Из машины они вышли, как мирная супружеская чета. Степенно подошли к подъезду. Он пропустил ее вперед. А сам вдруг не столько услышал, сколько затылком почувствовал легкий свист. Оглянулся и увидел: Блондин, нагло улыбаясь, стоит почти вплотную к нему.

* * *

Дина стояла у окна в холле клиники и ждала, когда закончится операция. Нужно было приехать на час позже. Это мучение: представлять себе то, что происходит за той дверью. Скальпель, беспомощное тело, кровь… Они успели увидеться мельком, но Дина рассмотрела симпатичное и не столько тревожное, сколько суровое и скорбное лицо Тамары. Сергей сказал, что ей много пришлось пережить. Дина поняла, что Сергей как-то участвует в судьбе этой женщины, но интереса проявлять не стала. Она четко ограничила свою сферу деятельности. Это я могу: помогать выкарабкиваться из болезни в атмосфере заботы и даже защиты. Но не больше.

Закончилось. Дверь операционной открылась: халаты, маски, негромкие голоса, уже знакомое, обескровленное лицо. Поспи, дорогая. С этой минуты мы вместе.

* * *

Передача подходила к концу. Виталий Стражников не был доволен. Алиса даже не попыталась сыграть заинтересованность в беседе, интерес к нему, ведущему. Все-таки она слишком надменная. Наверняка еще и потому, что ее муж – главный редактор «Элиты». Самое время обратиться к нему.

– Виктор Петрович, я, как постоянный читатель вашего журнала, хочу прямо здесь и сейчас выразить вам свое недовольство. Я очень давно не читал в нем о своей любимой актрисе, не видел ее чудесных фотографий. Как вы догадались, имя этой актрисы – Алиса Голдовская.

Виктор Петрович не поддержал тона иронического подобострастия. Он ответил раздумчиво, искренне и просто:

– Есть несколько причин. Первая – это, конечно, ложная скромность. Жену, мол, печатает. Хотя я прекрасно понимаю, что никому не покажется, будто это незаслуженно или в ущерб кому-то. Кого-то я как раз тащу незаслуженно, без особых оснований. Просто в силу дефицита. Пусть простят меня наши герои и читатели. Затем такая причина. Алиса – достаточно скромный человек. Ей нужно заставлять себя встречаться с журналистами, фотографами. И последнее: ее, кажется, не устраивает уровень наших материалов об актерах.

– Да, – продолжила Алиса. – Я внутренне сжимаюсь, читая на нескольких страницах описания домов, мебели, любимых блюд, животных, подробностей семейных отношений. И если бы человека, фотографии которого украшают такой материал, не называли время от времени актером, о его профессии было бы невозможно догадаться.

– Трудно с вами не согласиться, – подхватил Стражников. – Но я помню, что однажды прочитал в «Элите» прекрасный очерк об Алисе. Там был и тонкий анализ творчества, и восхищение личностью.

– Да, – сказал Голдовский. – Это было довольно давно. Одна журналистка написала, Петренко.

– Я помню ее. Она как-то выступала в нашей программе.

Наконец-то все закончилось. К Алисе подошла девушка – отметить пропуск. Какое знакомое лицо. Да это же диктор или ведущая, как их теперь называют. Но насколько же она невзрачнее в жизни. А на экране – почти красавица.

* * *

Виктория стояла в прихожей, сжав кулаки. До каких пор это будет продолжаться? Эти угрозы, оскорбления, насилие! Когда-то ее страстное обожание превратилось в жгучую обиду и ревность, затем переросло в скрытую озлобленность и, наконец, приняло форму навязчивого и вновь такого же страстного желания. Виктория хотела, чтоб он сдох, ее муж…

Князев смотрел в презрительные глаза Блондина и убеждал его, почти гипнотизировал:

– Я все сделал. Я для этого приехал из-за границы. Знал, что ты выходишь. Пойми: открыть тебе счет до отсидки или во время – это тебя же подставить. Да и я никогда не уверен в том, что за мной не следят. Сейчас ты отбыл наказание, я уже живу в другой стране. Мы свободные люди. Я с утра открываю на твое имя счет в надежном банке, а днем ты идешь и снимаешь бабки.

– Так мы, конечно, и сделаем. Только утром я тебя здесь встречу, до места доведу и рядом постою.

– Пожалуйста. Смотри, не проспи… Да, раз уж мы с тобой опять встретились, да еще стали неразлучными, может, ты еще разок поработаешь?

* * *

Светлана издавала какие-то замогильные звуки. Нет, подумал Игорь, так у меня ничего не получится. С такой бабой сама мысль об эрекции кажется неуместной. Но вот чего ему точно не нужно, так это злить таких деловых и богатых клиенток.

Он попытался ласково свести воедино ее раскинутые ноги. Страстно зашептал куда-то в шею:

– Господи, Светик, ты меня с ума сводишь! Я так тебя хочу. Не могу отпустить. Но сейчас сюда начнут ломиться: там клиентка пришла.

Света мычала и плохо соображала. Ему удалось ее посадить в кресло и озабоченно крикнуть в пространство: «Минуточку! Я сейчас».

– Слушай, – к Светлане вернулось сознание, как всегда, слишком трезвое. – Ты с Лариской спишь? Скажи, я все равно узнаю. Эта дура мне все расскажет. Она и так всему «Останкино» дает понять.