Последняя поэма

— Но пока мы хотели бы услышать что-нибудь из его творений.

— Тогда слушайте!

Омито вынул из кармана узкую длинную записную книжку в парусиновом переплете и начал читать:

Я единственный,
ни на кого не похожий,
среди тысяч и тысяч прохожих, —
незнакомое, новое Слово
среди смеха и рева
Толпы.
Я говорю:
Отворите двери!
Ибо пришел я
к тем, кто посмеет
Времени вызов принять,
тайными знаками запечатленный,
мне лишь понятный, мне лишь врученный,
посланный Временем через меня.
Но остаются к призыву глухи
неисчислимые воины Глупости:
гневом бессильным меня встречают,
путь преграждают злобой и ложью,
словно волна за волной набегает
и разбивается в пыль о подножье
несокрушимой скалы.
Пусть не венчают меня гирлянды,
не защищает меня кольчуга,
не украшает наряд богатый,
над неувенчанной головою
реет незримо
победы стяг!
Я проникну в святая святых
ваших помыслов и желаний.
Отворите же двери
и примите без колебаний
все, что дерзко скажу!
Ваши души трепещут,
засовы трещат,
твердь колеблется под ногами,
и я слышу, сердца ваши в страхе кричат:
«Сжалься, сжалься над нами!
Ты безжалостный, наглый, мятежный;
твой пронзительный крик,
словно острое лезвие,
в ночь наших мыслей проник
и нарушил наш сон безмятежный!»
Что ж, возьмитесь за меч!
Разрубите мне грудь!
Смертью смерть все равно не убьете:
вечной жизни зарю
даже мертвый я вам подарю.
В кандалы закуете —
я на части их разорву,
снова буду свободен,
и вы этот дар обретете.
Принесите священные книги!
Тщетно будут стараться педанты
заглушить вечный голос!
Вся их логика, все афоризмы
разлетятся бесследно,
и спадет пелена с затуманенных фразами глаз:
свет победный
засияет для вас!
Разжигайте огонь!
Не печальтесь,
если все, что вам дорого ныне,
сгорит без остатка, дотла, —
пусть ваш мир превратится в пустыню!
Приветствуйте всесожженье!
Дряхлый мир, раскаленный в огне добела,
вспыхнет ярче ста солнц
в миг единственный озаренья.
Мой призыв, как могучий удар,
поразит отупевший ум,
и очнется он в изумленье.
Тем, кто ищет полегче путь,
избегает острых углов,
бледным, немощным, женоподобным,
от тревожного ритма моих стихов
не забыться и не заснуть.
И один за другим,
причитая плаксиво и злобно,
колотя себя в грудь,
неизбежно призна́ют они, —
да, признать им придется! —
что победа за новым, не признанным ими,
отвергаемым и́скони.
И тогда грянет буря
и мир содрогнется,
озарится цветением молний,
и канут в безвременье годы
нищеты и тумана,
и неукротимо
хлынет на землю
ливень свободы!

Сторонники Тагора были вынуждены умолкнуть и удалиться, впрочем, не преминув пригрозить, что еще дадут достойный ответ, на сей раз в печати.

Когда Омито возвращался в машине домой после успешного разгрома своих противников, Сисси сказала ему:

— Я уверена, ты заранее придумал своего Нибарона Чокроборти и принес эти стихи нарочно, чтобы поставить почтенных людей в глупое положение.