Последняя ставка

Он находился на веранде пентхауса отеля «Фламинго». Таким здание было в начале сорок седьмого года, до убийства Бенджамина Сигела, известного как «Багси», хотя мало кто осмеливался так назвать его в лицо. Именно так «Фламинго» выглядел, когда был единственным фешенебельным отелем-казино в Лас-Вегасе. Тогда этот дом с пентхаусом на четвертом этаже был самой высокой постройкой на семь миль в округе.

Крейн выпрямился, посмотрел на элегантно одетого мужчину, который стоял перед ним. Он попытался произнести: «Мистер Сигел», но сумел лишь выпустить воздух из регулятора.

– Ты знаешь, что это за место, – утвердительно сказал Сигел. Крейн уловил в его речи признаки нью-йоркского акцента и обратил внимание на то, что звуки теперь звучали синхронно с движениями губ.

Крейн кивнул.

– Мой замок, – сказал Сигел, поворачиваясь и возвращаясь в гостиную. – Отец, вероятно, водил тебя сюда после того, как застрелил меня.

Он остановился возле узкого книжного шкафа, встроенного в стену; нижняя секция была закрыта. Подмигнув Крейну, хозяин поднял нижнюю полку, находившуюся на уровне колена, и вывалил книги на пол. Под полкой оказался не какой-нибудь ящик, а темный прямоугольный лаз с деревянной лестницей, прикрепленной к дальней стенке и уходивший вниз, в темноту.

– Прибежище и укрытие, – сказал Сигел.

Он отшвырнул полку в сторону, широкими шагами вернулся к столу и сел в свое кресло.

– Садись, – сказал он.

Крейн прошагал по паркету и устроился на краешке противоположного кресла, ощущая за поясом тяжесть пистолета. Он напомнил себе о необходимости ровно дышать и ни в коем случае не задерживать дыхания: в реальном мире 1990 года он вполне мог сейчас погружаться или всплывать, а то и вовсе плавать на поверхности.

– Джон Скарни как-то показал мне один трюк для ставки на уникальные события, – сказал Сигел. Он содрал бумажные обертки с кусочков сахара, а затем открутил крышку с баночки «флита». – Он называется «la mosca». В переводе с испанского – муха.

Из-под стола он извлек проводной микрофон и заговорил в него:

– Эй, шеф! У меня здесь валет, и нам нужна одна живая муха. – Он выпустил микрофон, который растаял облачком дыма.

Сигел окунул палец во флакон и легко прикоснулся к верхним граням обоих кубиков сахара.

– С этим трюком я однажды выиграл десять штук у Вилли Моретти; здесь, в этой комнате. Суть дела в чем: ставишь на то, какой кубик выберет муха, чтобы сесть. Шансы вроде бы равные, верно? Но что надо сделать – надо повернуть кубики так, чтобы у того, который возьмет твой человек, смоченная ДДТ сторона была обращена вверх, а у другого – вниз. Муха всегда выберет сахар без яда, и ты выиграл.

В дверь, находившуюся за спиной Крейна, негромко постучали, и Сигел повысил голос:

– Войдите!

Крейн услышал, как открылась дверь. Оттуда появилась фигура в смокинге и остановилась у его кресла. Сигел указал на стол.

Крейн удержался и не вскрикнул в регулятор, но все же дернулся в кресле, увидев руку вошедшего официанта.

Это была рука скелета, кости которой облепили и опутали бурые водоросли. Длинные пальцы изящным движением поставили на стол картонную коробочку с пробитыми в крышке дырками. Изнутри доносилось громкое жужжание.

Один из глаз Сигела был теперь жемчужно-белым, но он улыбнулся Крейну, перевернул один из кубиков сахара и снял крышку с коробки.

Отчаянно жужжавшая муха размером с добрую сливу взмыла вверх и стремительно описала круг над столом, болтая членистыми ногами под пухлым телом.

Крейн дернулся от насекомого, но оно уже кружилось над сахаром.

– Допустим, ты поставил пять штук на то, что она сядет на этот, – жизнерадостно сказал Сигел, указав на тот кубик, который лежал отравленной гранью вверх.

Муха опустилась на другой и, словно обняв его длинными ногами, припала к сахару хоботком.

Свет за окном стал меркнуть; Сигел махнул загорелой рукой, и тут же зажглось несколько ламп, заливших стол желтоватым светом. Движение вспугнуло муху, и когда она тяжело взвилась под потолок, хозяин взял со стола выбранный ею кубик сахара и, не оглядываясь, швырнул его через плечо за окно.

– Это было для пари, – сказал Сигел. Его голос звучал теперь хрипло и скрипуче, и Крейн взглянул на него. Загорелая кожа сходила со щек Сигела, обнажая грубый голубой коралл. – А это для… иллюстрации.

Муха снова опустилась на кубик и вгрызлась в сахар. Крейн даже слышал чуть слышное похрустывание.

– Она знает, что сахар отравлен, – прохрипел Сигел, – но не понимает, что этот самый. Она видит только сладкую съедобную сторону и не знает, что в ней скрывается тот же самый яд.

В меркнущем свете казалось, будто на кубике мерцают точки, как будто белая краска; потом мерцающие отметки превратились в карточные масти. Муха отдирала крошки, стремясь поглотить сахар, и ее щетинистая голова уже погрузилась в дырку, прогрызенную в кубике.

Но тут муха содрогнулась и свалилась со своего пиршественного стола. Она лежала на боку, дрыгая в воздухе длинными ногами, и по ее морде текла мутная слизь.

– Она поняла свою ошибку, – просипел Сигел, – но слишком поздно.