Мешковатые уголки губ Вона Трамбилла немного опустились, когда он вспомнил, как на самом деле звучала эта реплика. Молодая женщина имела какое-то отношение к фитнесу; наверно, вела занятия.
На заднем сиденье «Ягуара» что-то пробормотала старая телесная оболочка Доктора Протечки.
Рядом со стариком сидела Бетси Рикалвер.
– По-моему, он сказал «юг», – скрипучим голосом произнесла она.
– Ладно, – отозвался Трамбилл. Он повернул руль, и «Ягуар» съехал с Сахары на Парадайз-роуд, проходившую восточнее Стрип. Некоторое время они ехали между широкими грязными пустырями, залитыми электрическим светом.
Женщина хотела заманить его поучаствовать в какой-то диетической программе. Насколько он понял, клиентам раздают по мешочку с сушеной пищей, которую надо варить. Смысл в том, чтобы сбросить вес и больше не набирать его.
«Я ведь знаю, что где-то внутри вас сидит стройный человек, мечтающий выбраться наружу».
Она произнесла эти слова со смешком, прищурив глаза и положив руку ему на предплечье – чтобы выказать симпатию, или заботу, или привязанность.
Рикалвер возбужденно втягивала носом воздух.
– Я забыла, что ты сказал. Что… что эта Диана направляется сюда?
– У меня нет оснований так считать, – терпеливо отозвался Трамбилл. – Человек, звонивший по телефону, сказал, что знает ее, а у меня сложилось впечатление, что она живет где-то здесь, неподалеку, на юге Калифорнии. Наши люди наблюдают за домом Крейна с раннего утра пятницы и прослушивают его телефон с субботнего рассвета. Я услышу, если они хоть как-то продвинутся в ее поисках, и мы убьем ее, как только сможем найти.
Рикалвер заерзала на заднем сиденье, и Трамбилл услышал звук, словно она грызла ноготь.
– К тому же она все еще там. В Калифорнии. Когда приближается время игры, я обретаю настоящую чувствительность – я почувствовала, как она пересекала границу Невады, так же явственно, как камень в почке.
Трамбилл кивнул, продолжая думать о той молодой женщине с вечеринки.
Он заставил себя улыбнуться и сказал: «Не хотите пройтись со мною?» Взяв за руку, он вывел ее из зала в вестибюль, где стояло несколько охранников казино. Они сразу узнали его. «Эти люди позаботятся о том, чтобы вы благополучно добрались домой», – сказал ей Трамбилл. Она разинула рот, не сразу поняв, что ее удаляют с вечеринки, а потом запротестовала, но по знаку Трамбилла охранники препроводили ее на стоянку такси. Конечно, она не хотела ничего дурного, но Трамбилл не собирался позволить даже незнакомой идиотке швырнуть в него именно эту карту.
– А вот валет и рыбка уже пересекли границу, – сказала Рикалвер. – Я почувствовала их обоих почти одновременно. И думаю: не может ли это быть тот самый тип, Крейн, собственной персоной?
– Вполне возможно, – бесстрастно ответил Трамбилл, готовый огрызнуться на любое замечание насчет своей вины в том, что Крейн не был схвачен. Но некоторое время они ехали молча.
– У меня сегодня неладно с нервами, – мягким голосом сказала Рикалвер на заднем сиденье. По-видимому, она обращалась к древнему телу, находившемуся рядом с ней. – Да, совсем неладно. Останься со мною. Поговори со мною. Почему ты никогда не говоришь? О чем ты думаешь? Какие мысли? Что? Я совсем не знаю, о чем ты думаешь. Думай.
Старый Доктор Протечка тоже поерзал и захихикал. Трамбилл никак не мог представить себе, что же эти двое извлекают из своей игры, из поочередного цитирования стихов Т. С. Элиота.
– Я думаю, что мы в крысином ходе, – произнес старик своим бесполым голосом, – где мертвецы порастеряли кости.
«Тощий просится наружу». Трамбилл посигналил злобным «да-даааааа-дат» нахальному «Фольксвагену».
– Ничего не знаешь? – Рикалвер, по-видимому, тоже цитировала стихи, но ее голос звучал по-настоящему нетерпеливо, тревожно. – И не видишь? Не помнишь? Ничего?
Трамбилл взглянул в зеркальце заднего вида. Доктор Протечка сидел выпрямившись, держа руки на коленях, с совершенно непроницаемым лицом.
– Я помню, – сказал старик. – Вот жемчуг очей его.
Рикалвер вздохнула.
– Да жив ли ты? – негромко спросила она, и Трамбилл, не знавший вообще никаких стихов, не мог понять, цитирует она или просто говорит… даже не так, если просто говорит, то к кому обращается? – Что у тебя на уме?
– И нам, зевая, в шахматы играть, – произнесло дряхлое тело. – И дожидаться стука в наши двери.
Здесь, южнее расшитой алыми нитями неоновой башни «Ландмарка», Парадайз-роуд сделалась темной, и уличное движение составляли в основном такси, направлявшиеся на юг, к большим казино, и не желающие ехать по перегруженной Стрип.
– Я… больше не чувствую их, – сказала Рикалвер. – Они оба могут теперь оказаться в городе, а также и другие валеты и рыбки, а я не могу узнать об этом. Слишком близко, все равно что стебли травы прямо перед объективами бинокля. Вон, ты