Последняя страна

— Клянусь Аллахом, мы не имеем никакого отношения к этому нападению — он прижал руку к груди и повторил — клянусь Всевышним Аллахом, да покарает он меня за ложь.

— Тогда кто… — потерянно сказал Абу — кто…

— Наши договоренности остаются в силе — ответил Гариб — через несколько дней Племенной совет. На нем — все произойдет так, как мы и договорились. Все в силе. Что касается произошедшего сегодня — мы узнаем, кто это был. Узнаем и накажем.

* * *

Когда возвращались обратно — подземный ход был низким, пришлось идти, пригнув голову даже человеку среднего роста — Абу вдруг остановился, схватил своего верного охранника за одежду.

— Я не верю этому шакалу… — проговорил он, и его голос был похож на шипение змеи — он шакал и им останется.

— Я тоже ему не верю, эфенди.

— Как только я отправлюсь на федеральный совет, я оставлю тебе мой приказ. Возьмешь людей. И к моему возвращению — зачистишь город. Этого шакала Гариба — в первую очередь.

— Я вас понял, эфенди…

Али — сдерживался, не смея улыбаться даже в темноте. Все шло так, как они и договорились с Гарибом. Соломона больше нет — и одновременно он есть. Теперь он, Али — и будет Соломон.

Княжество Бейхан. Близ Шук Абдаллы. 25 сентября 1949 года

Здесь смерть в белом саване танцует канкан,

Давно для каждого приготовлен свой капкан,
И сколько стоит неподкупность, скажи,
Когда как-то не в ночи скользят ножи.

Путник

Задолго до того, как в Адене произошла бойня — группе Шаховского, которая в это время отсиживались в горах северо-восточнее Шук Абдаллы, поступил приказ поступить в распоряжение агента из Шук-Абдаллы и ждать дальнейших указаний.

Когда расшифровали послание — Шамиль Идрисович ничего не сказал, только отошел чуть в сторону, достал из портсигара папиросу. Закурил. Это была первая его папироса за много дней — в горах лучше не курить…

— Владимир… — сказал он, не оборачиваясь

Шаховской подошел, стал рядом

— Абу, похоже, будет убит в Адене.

— Это есть в шифровке?

— Нет. Но если бы это было не так — они не приказывали бы нам готовить государственный переворот.

Шамиль Идрисович смял пальцами недокуренную сигарету и сунул в карман. Тлеющий огонек обжег его пальцы — но он даже не заметил этого.

— Что мы здесь делаем, господин полковник? — спросил Шаховской

— Поздно поздравляешь… месяц назад присвоили… — сказал Шамиль Идрисович как бы в пустоту

— Я не знал…

— Да… твое представление тоже лежит. Не знаю… может присвоили уже…

…

— Ты знаешь главное правило нашей конторы: меньше знаешь, дольше живешь.

— Тлеть или гореть… Каждый решает сам… Быть или не быть. На радость друзьям, на смерть врагам[57]…

— Неплохо. Только строка лишняя

— Это ханку. Японское стихотворение — пятистишье. У меня правда, плохо получается.

— Неплохо — оценил Шамиль Идрисович — неплохо…

…

— У нас в Шук Абдалле есть агент. Занимающий очень высокое положение. Едва ли не лучший источник в этой стране.

…

— Али. Начальник княжеской стражи.

Может быть, для кого то это и было бы пустым звуком — но не для Шаховского. Он служил в этой стране. Он жил в этой стране. Он любил эту страну. Конечно же, он знал о судьбе княжества Бейхан, о злодейски убитом князе, о взошедшем на престол узурпаторе, о том, что он проводит антирусскую политику и англичане — чувствуют себя в княжестве как дома, только и ища повода для войны. Конечно. как и все честные люди — он негодовал по этому поводу и считал, что России следует наказать узурпатора, поправшего вассальный договор. Теперь — получается что начальник стражи узурпатора — русский агент?!

Но почему тогда…

— Но почему тогда… мы ничего не делаем?!

— Почему агент просто не пристрелил Абу?

— Да

— По многим причинам — сухо сказал Шамиль Идрисович — вам, молодой человек, следует осторожнее относиться к эмоциям. И помнить, что первое пришедшее на ум решение — самое искреннее — и потому неправильное.