Тут появились старухи. Костлявыми и жилистыми своими руками они стали насыпать над могилой холмик, пришлепывая рыхлую землю ладонями. Присев рядом, Хаймек начал делать то же самое. В какой-то момент он снова вернулся в далекое детство, в летний детский садик, куда мама отвела его перед самой войной. Точно, как сейчас, он засыпал, бывало, песком какого-нибудь жучка. Засыпал, но знал при этом, что это всего лишь такая игра, и через какое-то время жучок невредимым выберется из-под песчаного холмика: сначала покажутся его передние лапки, судорожно ища, за что бы им зацепиться, потом на помощь лапкам выглянет голова… и так будет продолжаться довольно долго – до тех пор, пока упорство не возьмет верх и насекомое, все целиком, не выберется на свет божий. Выберется, отряхнется и медленно не зашагает, оставляя за собой дорожку из черных точек.
Хаймек сидел у могильного холмика и терпеливо ждал.
Кто-то окликнул его по имени.
Не оборачиваясь, он приложил палец к губам и сказал:
– Ш-ш-ш… Она скоро выйдет.
Руки бородача приподняли его и поставили на ноги.
– Прочитай по своей матери каддиш[11]
, сынок…Взгляд Хаймека проделал путь от бородача до могильного холмика и обратно. Он задумался. Что-то здесь было не так.
– Прочитай каддиш, Хаим, – чуть более резко сказал чернобородый еврей. – Ведь это твоя мать умерла.
– Это нечестно, – сказал мальчик. – Так не играют. Они засыпали ей землей все лицо. Как она сможет теперь выбраться обратно? И вообще… нельзя сыпать так много земли на голову. Ведь она может там задохнуться…
Положив мальчику руки на плечи, большой еврей встряхнул его и повторил:
– Прочти каддиш…
– Они забросали ей лицо грязью, – чуть не плача, протестовал Хаймек. – И подушечку положили маленькую-премаленькую.
Огромные ладони чернобородого мужчины стали ласково гладить голову мальчика, его лицо и плечи. Непривычно мягкий голос попросил:
– Ради твоей мамы, сынок. Еврей не может попасть на небо без поминальной молитвы. Пожалуйста, прочитай каддиш…
Но все было напрасно. Казалось, мальчик не понимал того, что ему говорили. Он продолжал бормотать: «Так не честно… так не играют… они засыпали ей голову…»
Тогда бородач убрал свои ладони с плеч Хаймека, отступил от края могилы и трижды топнул по тому месту, где стоял. Потом отхаркнул, прочистил горло, сплюнул на ладони и затянул:
– Йитгадаль ве-йиткадаш… шмей раба[12]
…Услышав эти слова, Хаймек затрепетал всем телом. Он знал эти слова. И всегда они вызывали в нем трепет. Сейчас они отдались у него в голове громовым эхом. Сколько раз уже в его короткой жизни слышал он величественное: «Йитгадаль ве-йиткадаш», и всегда эти слова вызывали в нем благоговение. Равно как и люди, читающие каддиш, поминальную молитву. Ему казалось, что в эти минуты люди напрямую общались со Всевышним, разговаривая с Ним на особом, понятном Богу языке. И Хаймек, не прилагая к этому никаких усилий, вспомнил, что идет следом за первой фразой. И тут же высокий и чистый голос бородача вознесся к тусклому небу:
– Йеѓэ шмей раба меворах ле-олам у-ле-ольмей ольмая[13]
…Как и те, кого мальчик видел раньше, бородач, закрыв глаза, раскачивался всем телом, возвещая всему миру о том, что все мы – сироты на этой земле.
Как Хаймек.
Который был отныне круглым сиротой.
– Йеѓэ шлама раба мин шмая[14]
, – просил Всевышнего огромный еврей. Небо отвечало ему лишь новыми потоками дождя.Молитва все тянулась и тянулась. Хаймек смотрел на мокрую, черную, дергающуюся бороду. Ему показалось вдруг, что именно там, в бороде, скрываются все слова заупокойной молитвы, выскакивая прямо в рот бородачу.
А небеса разверзлись, грозя земле новым потопом. Четверо носильщиков подняли над головами пустой ящик и стояли так, терпеливо ожидая, пока бородач произнесет последние слова каддиша. Струи дождя вымочили мальчика до нитки, и он, словно очнувшись от сна, задрал голову и стал глотать дождевую воду; при этом ему казалось, что он стоит в воде по грудь. Стоя так, с закрытыми глазами, он шептал: «Ну, давай… еще, еще сильней!» Казалось, еще немного – и потоки воды просто смоют его с поверхности земли, закружат и понесут, как щепку, в неведомую даль, туда, где сухо, тепло и чисто. Туда, где мама найдет его и как некогда, погладит по голове…
Последние слова каддиша звучали все более и более неразборчиво. Может быть из-за того, что доносились они тоже из-под ящика, куда переместился бородач, и в котором часом раньше лежала мама. Сейчас он спасал от неистовства стихий нескольких евреев, державших его над собой на вытянутых руках.
Глава шестая
1
Мальчик стоит у входа в чайхану. Он стоит и ждет, что человек, сидящий на ковре у входа, бросит ему кусок лепешки, лежащей у его ног. Из чайханы доносится до мальчика сводящий его с ума запах разнообразной еды. Люди, сидящие в чайхане непрерывно что-то едят, запивая еду чаем с лепешками. Они едят супы – харчо и лагман, а также шурпу, они едят шашлык и люля-кебаб… Много чего они едят в этой рыночной чайхане.
Мальчик стоит и ждет.
Лучших из лучших призывает Ладожский РљРЅСЏР·ь в свою дружину. Р
Владимира Алексеевна Кириллова , Дмитрий Сергеевич Ермаков , Игорь Михайлович Распопов , Ольга Григорьева , Эстрильда Михайловна Горелова , Юрий Павлович Плашевский
Фантастика / Геология и география / Проза / Историческая проза / Славянское фэнтези / Социально-психологическая фантастика / Фэнтези